Костры Фламандии - Богдан Сушинский

«Не время, – сказал он себе. – Пока еще – не время. Сначала нужно вернуться в великие казачьи степи. Сначала нужно хотя бы вернуться…»

* * *

– Не страшно, полковник, идти умирать на чужбине?

– Вы ли это спросили, командор?

– Кто бы мог ожидать такого вопроса от старого морского тюленя? – кивнул командор, вынимая изо рта обрамленную серебряной арабеской трубку с изжеванным мундштуком. – Но мне действительно трудно понять наемников. Я ни за какие деньги не пошел бы воевать во имя чужого короля. Ни за какие!..

Сирко покачал головой, явно не соглашаясь с его мнением, однако с ответом не торопился.

Появилась и огласила криками убаюканный штилем морской простор стая чаек, голоса которых неожиданно напомнили Сирко курлыканье весенних журавлей.

«На землю зазывают», – подумал он, с нежностью прослеживая, как, разбившись на небольшие группы, огромные, похожие на молодых орланов, птицы стали парить над кораблями.

«Воинский орден, – вдруг вспомнил Сирко пришедшее чуть раньше определение Запорожской Сечи. – А что? Почему Запорожская Сечь не может стать настоящим рыцарским орденом? Ведь зарождались же когда-то Мальтийский, Тевтонский, Ливонский ордена; существовали ордена тамплиеров и меченосцев. Так почему бы не создать казачий? Настоящий степной, рыцарский казачий орден, способный возводить свои собственные крепости и замки, налаживать связи с другими орденами, с правителями ближайших держав. Надо бы подумать над этим. Ведь если бы удалось превратить эту вольницу голытьбы в настоящий рыцарский орден, именно он мог бы стать основой формирования нового государства…».

– А ведь где-то неподалеку суда, – в очередной раз прочистил охрипшее горло командор. – Чайки не могли появиться столь далеко от берега просто так. Судя по всему, они летели вслед за судами, сто чертей на рее.

Сирко вновь перевел взгляд на вправленный в синевато-красный небосклон оранжевый диск солнца. Подернутый вечерней дымкой, свет его излучал предштормовую тишину, тревогу и страх перед вечностью, которые неминуемо настигают каждого, кто когда-либо выходил в море и для кого озаренный пламенем вечерний горизонт казался раскаленной гранью между землей и небытием.

Словно предчувствуя гибельность этого озаренного края света, марсовый матрос вдруг закричал:

– Господин командор, слева по курсу военный корабль! По виду – испанец!

Услышав его крик, д’Артаньян, Гяур и де Морель остановились у надстройки, оглянулись в сторону берега и бросились к борту, чтобы лучше разглядеть вражеский корабль.

Сирко засунул поглубже в карман карту и стянул ворот плаща. Он не должен был уйти с этой картой на дно. Это была бы самая бессмысленная смерть из всех, какие только можно себе вообразить.

«Не бессмысленная, – поправил себя Сирко, – а несправедливая».

– Оч-чень знакомый силуэт, – проворчал капитан-командор, нащупав подзорной трубой едва видневшийся на горизонте корабль.

– Испанский сторожевик?! – с волнением спросил Сирко. Встреча с врагом на море всегда казалась ему опаснее, чем привычная схватка в степи. – Кажется, именно этот красавец пытался «сопровождать» нас, когда мы шли на Гданьск. Но тогда он был один. Да и скорость выдерживали иную, поскольку не были перегружены.

– Разве сейчас он не один? – проворчал полковник, отыскивая среди сине-багровой морской равнины то, что так заинтересовало командора. Сторожевик шел наперерез, явно пытаясь настигнуть флагманский корабль. При этом капитана его совершенно не смущало то, что вслед за «Женевьевой» тащатся еще четыре корабля, пусть даже помельче.

– Пока что один. Только слишком уж храбро он рвется в бой, сто чертей на реях.

– Вижу еще два корабля! – словно бы разрешая их спор, воскликнул марсовый. – Приближаются со стороны форта «Мардик»!

– Это уже посерьезнее. Но мы все еще на киле.

– Они пересекают нам путь! А вон, показался еще один! Сюда направляются пять кораблей!

Опустив подзорные трубы, командор и полковник многозначительно переглянулись. Навстречу их перегруженному каравану шло пять боевых кораблей… Легким приключением это уже не назовешь.

– Получается, что против нас выступает все морское патрульное прикрытие форта «Мардик» и ведущего к Дюнкерку канала, сто чертей на реях, – мрачно прокомментировал сообщение марсового капитан-командор.

– Если это быстроходные сторожевики, то от них не уйти, – развил его мысль Иван Сирко.

– Однако и для боя с ними наши старые, плохо вооруженные посудины тоже слишком неповоротливы. Что будем делать, полковник?

– Сюда бы несколько казачьих чаек, – задумчиво ответил Сирко. – Да по две-три легкие пушки-фальконеты на каждую. Мы бы устроили им турецкую баню.

– Что-что? – удивленно посмотрел на полковника капитан-командор, решительно ничего не поняв.

– Да нет, это я так… Жалею, что вся наша казачья конница окажется совершенно бесполезной.

– Как никогда раньше, сто чертей на реях. Особенно конница. Но все же мы вынуждены принять вызов. Эй, шкипер, приказ команде: «Приготовиться к бою!».

35

– Так когда же вы сможете отправиться в Париж, графиня?

– Чувствуете, что у вас слишком мало времени?

– Учитывая, что его немало понадобится, прежде чем вы сможете стать своим человеком в доме графа де Корнеля, – вежливо улыбнулся Артур де Моле.

Он достал из внутреннего кармана сложенный вчетверо листок бумаги и положил его на столик перед Дианой.

– Вы столь невысокого мнения о моих способностях?

– Готов изменить свое мнение, как только сумеете убедить меня в этом… Здесь точный адрес, по которому сможете разыскать потомка Гийома де Боже, не вдаваясь в лишние расспросы.

Графиня метнула взгляд на бумажку, но не притронулась к ней. С адресом можно было повременить.

Из-за двери спальни послышались приглушенный голос и такие же приглушенные, вкрадчивые шаги. Великий магистр насторожился, взглянул на графиню и, положив руку на пистолет, поднялся. В те две-три минуты, которые он провел, подслушивая у двери, Диана не стала отвлекать его. Цедила сквозь зубы кисловатое вино и смотрела в пространство перед собой.

Граф де Корнель. Сорок два года. Служащий министерства иностранных дел. Без семьи. «Без жены, – поправила себя Диана. – Ты ничего не спросила о детях. Но поскольку Великий магистр не упомянул о них, значит, есть надежда…»

Она уже не раз обдумывала детали своей первой открытой поездки в Париж. Своего «возвращения в Париж», о котором столько мечтала. Так вот, теперь оказалось, что оно будет связано сразу с двумя визитами: к герцогине д’Анжу – им должно было завершиться ее пребывание в «изменницах среди заговорщиков», – по вине которой «провалился заговор»; и к графу де Корнелю, который… еще неизвестно, как сложится. Впрочем, первый тоже не из приятных.