Между ангелом и бесом - Ирина Боброва

Бросив взгляд на постель, где под одеялом угадывалась фигура его постоянной подруги Ляли, он снова вздохнул. Как же ему надоели эта вечно голодные, злые девки, телом похожие на батареи нейтрального отопления! Как же хочется обнять нормальную бабу с пышными формами. И чтобы не голосила от его крепких объятий, как эта щенки.

— Ой, пупсик, ты уже здесь, а мне такой перстенек снился, как будто Ленка всего за полштуки баксов предлагает. А я ей вроде отвечаю, поди, гонишь, а она…

Полухайкин отключился от болтовни проснувшейся подружки, продолжая в уме составлять список качеств идеальной, в его понимании, женщины.

— …закатили в кабак, и, представляешь, бабки кончились…

Альберт подумал, что его супруга должна уметь молчать, экономить деньги, знать, как их зарабатывают…

— Посмотри. — Я Ляля вскочила на ноги и приспустила трусики, оголив пупок.

— И что? — с недоумением спросил потерявший нить разговора Полухайкин.

— Как что? Это же жировая складка в зародыше!!! — Глаза у Ляли округлились, а в голосе зазвенел ужас. — Придется на диету садиться.

— Помешались они все, что ли? — вздохнул Полухайкин, закрывая за собой дверь. Впрочем, Ляля так увлеклась разговором, что не заметила ухода собеседника. — Моя будет в три обхвата, и обязательно с грудью, и чтобы рожать сама могла, и кормить детишек, и чтобы семья…

Альберт вздохнул — женщины были вторым разочарованием в его жизни. Его положение нового русского, первого в Зелепупинске, обязывало иметь любовниц, согласно моде плоских и бестелесных, а такие были очень глупы. Умные в Зелепупинске не задерживались.

Первым же разочарованием и была невозможность пользоваться навороченной техникой. Будто злой рок преследовал его. Все приборы в радиусе десяти метров начинали взрываться. Это касаюсь любой техники — хотя у Альберта была шикарная ванная комната с джакузи и прочими прибамбасами, как следует вымыться он мог только в допотопной русской бане.

— Бред какой-то, — пробормотал он и спустился вниз, на первый этаж, болезненно морщась при каждом шаге. Лампочки за его спиной лопались, осыпаясь сверкающим стеклянным дождем. Хотя он привык к этому и почти не обращал внимании, сегодня все казалось особенно зловещим. — К бабке, что ли, сходить? Типа, порчу снять.

К счастью, на кухне приборы оказались выключенными, и он, потянув на себя ручку бара, наугад в темноте нашарил бутылку и припал к горлышку, снимая стресс.

За окном полыхнула трансформаторная булка — в микрорайоне погас свет. Команда пожарников, за зарплату круглосуточно дежурившая у дома Полухайкина, оперативно сбила пламя.

— Господи, ну когда же все это кончится? — сказал вслух Альберт и снова присосался к горлышку, делая большие глотки…

В дальнем углу кухни на пустом месте появился огненный столб. Несчастный Альберт выронил бутылку и заплакал.

— Типа… пожар… опять… — бормотал он, размазывая по лицу скупые мужские слезы. Но пожара не случилось — свечение исчезло, а в углу нарисовались два темных силуэта. — Барабашки, в натуре, — сделал вывод Полухайкин, — точно, порчу снимать пора! Или лучше батюшку пригласить?

Он поскреб затылок. Потом решил, что утро вечера мудренее и вышел в гостиную. В огромном камине весело плясали языки пламени, освещая часть комнаты. Хозяин упал в кресло и устало вздохнул — барабашки вошли следом и сели напротив.

— Ну и прикид, — покачал головой Полухайкин, разглядывая гостей.

Гости оказались разномастными — брюнет и блондин. Брюнет обладал цепким взглядом профессионального киллера. Этот взгляд совсем не вязался с черным фраком оперного певца и устаревшей бабочкой на кружевной манишке.

Блондин казался типичным лохом, каких мальчики Альберта пачками стригут на вокзале. Казалось, парень чему-то удивился, и в этот момент его ударили по голове тяжелым предметом. Глаза так и остались навсегда вытаращенными, а взлетевшие вверх брови норовили уползти под тюбетейку. Может, в жизни он был и не так глуп, но Альберт, посмотрев на яркую кофточку, какую можно увидеть в паре с сомбреро, а не с тюбетейкой, ситцевые трусы до колен и почему-то лапти, усомнился в этом.

— Это он, — удовлетворенно произнес брюнет.

— Почему ты так уверен? — Брови блондина все-таки юркнули за край головного убора.

— Сам посуди — такой дворец в этом захолустье мог построить только настоящий король! — Брюнет оглядел гостиную так, словно мог видеть в темноте. — Точно он!

— Ребята, вы типа это, барабаньте скорей! Три часа утра, я спать хочу. — Полухайкин зевнул. — Давайте взрывайте, что еще осталось, и баиньки.

— Он имеет в виду тамтамы? — Блондин повернулся к чернявому. — На чем барабанить?

— А вот это мне по барабану. — Первый новый русский города Зелепупинска снова зевнул. — Главное, чтобы быстро.

— Ну что, начнем? — спросил белобрысый. — Сам просит.

Брюнет кивнул. Гости встали с дивана, подошли к измученному ночными событиями Полухайкину и, подхватив его под локотки, вознеслись.

Именно так описывала эту картину братве и милиционерам подруга Альберта Ивановича. Она вошла в комнату как раз в тот момент, когда троица взлетела под потолок и исчезла, оставив после себя голубое свечение.

— Сгорел, как есть сгорел. Синим пламенем, — трактовали это событие бабульки на окрестных лавочках.

Вознесен, — утверждали члены местной религиозной общины.

Сам Полухайкин ничего ню почувствовал. Просто моргнул — и вместо привычной гостиной перед ним предстала средневековая зала, в дальнем углу которой стояла кровать королевских размеров. С кровати доносился богатырский храп. Стены, сплошь увешанные гобеленами, поддерживали находившийся где-то далеко потолок. Пол был покрыт коврами. И только приветливо танцующий огонь в камине напоминал о доме.

— Приехали, — почему-то шепотом сказал брюнет. — Буди ворюгу.

Блондин на цыпочках подошел к постели, но лапти зацепились одна за другую, и он грохнулся на пол, по пути опрокинув ночной горшок.

— Вас сразу на куски рубить или вы так запомните, что раньше обеда меня будить нельзя? — басом сказал кто-то. Из-под одеяла выдвинулись две ноги с грязными пятками и одна рука, которая эта пятки почесала. — Уйдите с глаз моих, остолопы!

— Смотри, ангелок, Рыжий за десять лет ругаться по-королевски научился! Пошли отсюда, может, он за следующие десять лет править страной научится? — съязвил Гуча.

С кровати упал ворох одеял, покрутился по полу и развернулся, выпустив на волю рыжую голову с разноцветными глазами.

— Пришли, — выдохнул Самсон и поднялся.

Из тонкого паренька вырос сильный мужчина. Мышцы перекатывались под загорелой кожей. Плечи развернулись вширь. Разноцветные глаза сияли, но плутовское выражение лица не изменилось. И пальцы остались прежними — тонкими и гибкими.