Страна мечты - Влад Савин

Из протокола допроса. Печенгское управление НКГБ. 11 октября 1944.

— Я, Олег Свиньин, русский, беспартийный. Родился в 1890, деревня Меркурьево, под Псковом. В Империалистическую воевал, в Гражданской не участвовал — грех это, свою, русскую кровь лить.

В двадцать пятом на Мурман завербовался, в рыбхоз. После вернулся, и справным хозяином стать хотел, и в Питере на Балтийском заводе год проработал, но не сошлось, и снова на север, рыбачить. В тридцать первом ушел с семьей к норвегам — благо, за столько лет знал я уже на той стороне кое-кого. Гражданин следователь, про это все ваши меня еще два года назад выспрашивали, как я тогда к вам…[22]

Ваши хотели меня тогда в лагерь, выпустили. В армию загнали, вольнонаемным персоналом, стар я уже в строй. Служил в ОВРе, сначала в Беломорской флотилии, затем в Петсамо, знакомые места. Даже семью нашел — вернее, они меня разыскали, с помощью вашего НКВД. Их всех — жену, сына, дочку, зятя — гестапо арестовало, держали в Киркенесе в тюрьме, ваши так быстро наступали, что фрицы никого не успели ни вывезти, ни в расход. Как их освободили, то номер моей полевой почты дали, я же у вас по бумагам проходил.

Демобилизовался еще до победы, как приказ вышел — что рыбаков можно из армии отпускать, война тут на севере считай, закончилась, а рыбка стране нужна. Был бы моложе, в тралфлот бы послали, а так, в рыбартель имени кого-то, ну мне даже лучше, не месяц в море болтаться, а день-два на мотоботе, и домой. Мужиков не хватало, так что дозволили мне экипаж семейный, как в старое время — сынок, Ингвар, простите, Игорек, весь в меня пошел, да и женщины мои подсобить умели, если надо.

Зачем на такое дело подписался, семью под статью подвел? А воли захотелось, гражданин следователь, понятно?! Вот не могу я, когда мне указывают, как жить, где, с кем, что делать — лишь то, что дозволено, а в сторону, ни-ни! Даже если дельно указывают — все равно плохо! Хочу, чтобы сам себе хозяин, самому за себя решать! Не могу — чтобы строем! Я ж потому нигде и не мог: на заводе, все по гудку, в деревне коллективизация — а в море никого над тобой нет, кроме Нептуна.

Да и что за дело-то, тьфу! Когда меня Лейв попросил. Фамилия Стремсхалль, норвежская, нам непривычная, мы все его просто Левой звали, ну кто ему рыбу сдавал. Меня попросил наверное затем, что знакомы были еще до войны. И что норвежцев ваши не то чтобы в море не выпускали, но с гораздо большим подозрением, всегда катера в районе крутились, смотрели, что делаешь, куда пошел. А к нам, русским, даже «бывшим», доверия было больше. Ну и разговоры с с Левой вел, всякие — так что, он знал, что для меня хорошая жизнь значит.

Я сначала подумал, контрабанда. Дело не то что привычное, но знакомое — приходилось и прежде пару раз этим заниматься. Главное, оплата хорошая, в британских фунтах, они в Норвегии у людей на руках оставались, потому их дозволено было в банке в Киркенесе на рубли менять. Груз в море принять, на берегу выгрузить, всего-то делов! Перед самым выходом узнал — что надо, оказывается, с подлодки людей принять! Ну а аванс уже взял — да и в душе заиграло, захотелось, свое что-то сделать, не по указке! И близко ведь — меньше чем за день обернуться.

Нет, подлодки не было. Но в указанном месте и в пределах сговоренного времени увидел надувную шлюпку. Шесть человек, все молодые крепкие мужики, одеты по-рыбацки, оружия на виду ни у кого нет. Еще тюк у них был, большой. Пароль назвали, на борт влезли, свою резину утопили, хотя я просил, мне оставить, в хозяйстве сгодится. Сидели молча, с нами не общались, я уж боялся, еще прирежут, и в воду. Но нет, обошлось, Лейв меня на старом причале ждал, там все вылезли, и больше я ничего не знаю.

Деньги я получил все, как обещано. Выждал три месяца, как мне советовали, и в банк. Мечта у меня была, свой мотобот купить, в артели обещали продать, который на списание шел, так я смотрел, починить можно, как новый будет! И мотор заменить, и еще по мелочи. Но расплатиться в кассу артельную надо было сразу. Оттого всю нужную сумму в банк и понес.

Гражданин следователь, вот не пойму, если властью вашей разрешено английские фунты иметь, так как же можно за них хватать? И ведь обменяли мне, ничего не сказав — а назавтра пришли, и на допрос, как вора, где взял? Ну что за судьба проклятая — бьешься как рыба о лед, чтобы разбогатеть, в люди выйти — а второй раз из-за денег больших неприятности, тоже большие!

Гражданин следователь, семья моя ни в чем не виновата! Делали не зная, лишь то, что я скажу, я же старший, как шкипер! Только не надо их в лагерь, они не виноватые! Ганку мою, Ольгу, Игоря — в гестапо били жестоко, здоровье у них у всех слабое. А Ханс, зятек, вообще в тот раз на берегу был, он в Берген собирался податься, помощником капитана на траулере еще до войны ходил, а тут говорил, через два-три года мог и в капитаны, и дочку мою бы увез из Совде… из СССР, чтобы мир повидала. А мы все люди маленькие, никому не враги — лишь жить хотим, чтобы нас не трогали!

Гражданин следователь, так не умею я рисовать, никогда и не пробовал! Как я портреты изображу?

— Наш художник рисовать будет, гражданин Свиньин, по вашему описанию, тех шестерых. Советую тщательнее вспоминать — поскольку статей у вас целый букет, и каких! 58-1, измена Родине, 58-3, контакт с иностранным государством с антисоветскими целями, 58-6, шпионаж. Будете упорствовать — вышак, или двадцать пять, и не вам одному, а всем причастным: на борту были, видели, и участвовали в управлении судном, и после не донесли — так что соучастие доказано стопроцентно! А при искреннем сотрудничестве со следствием, возможны варианты, суд все рассмотрит и учтет. Так займемся живописью, или?

— А что мне делать, гражданин следователь? Только я не всех хорошо рассмотрел.

Юрий Смоленцев, «Брюс» (в 2012 подводный спецназ СФ, в 1944 осназ РККА).

Ну вот, я вернулся, галчонок! Ну не плачь, видишь, живой я, и целый! Нет Кука не поймали, да куда он денется? Хотя может быть, он где-то в тех лесах в бункере сидел и от страха трясся, что мы найдем.

Галичина, это самое щирое бандерложье! Где тебе приветливо улыбнутся, совсем как в России, и предложат кувшин холодного молока, и пригласят в дом — откуда ты живым не выйдешь. В молоке окажется яд, или толченое стекло, двери сеновала, где ты спишь, или бани, где ты паришься, могут подпереть бревном, и поджечь. Ну а если не тронут, здесь и сейчас — то будьте уверены, сообщат по эстафете, сколько вас, чем вооружены, куда пошли.

— Какие бандеровцы, товарищи командиры? Мы советские колхозники — а бандитов у нас нет. А эти, что по улице с оружием ходят, так это «ястребки», как раз для охраны от лихих людей из леса.

Здесь никогда не было советских партизан — в отличие от Волыни, севернее, где была «вотчина» Федорова, одного из четырех знаменитых партизанских генералов и Героев. Зато ОУН начиналась тут даже не с польских — еще с австро-венгерских времен! Причем в тридцатые им активно помогали Абвер и СД, и даже итальянская тайная полиция ОВРА — а главари ОУН-УПА, это отнюдь не полуграмотные крестьяне, нередко университетское образование имели — как например Василь Кук, которого мы в Киеве так и не поймали.[23] И польская дефендзива перед войной была очень серьезной спецслужбой — так что подпольный опыт у бандеровцев был богатый.