Время вспомнить все - Андрей Воронин

– Так вот откуда взялся «Лаокоон», – заглянув через плечо Болотовой, сказал Забродов.

– Вы по этой неоконченной работе поняли, что это «Лаокоон»?

– А что тут не понять. У меня, знаете ли, воображение развито, книги научили.

– Понятно, – Болотова аккуратно сложила снимки, спрятала их в сумку и уже чисто по-хозяйски села в машину к Забродову.

Она так уютно чувствовала себя рядом с этим незнакомым ей человеком, что даже не назвала адрес, и спохватилась лишь тогда, когда «джип» уже ехал по ее улице.

– Погодите, а откуда вы знаете, где я живу?

– Я этого не знаю.

– А как мы здесь оказались?

– Видите ли, я ориентируюсь по вашей реакции: если вы ничего не говорите, значит, мы едем правильно.

– Но откуда вы узнали, куда сворачивать?

– Вы ни разу ничего мне не сказали, а значит, дорога была верной.

– Хватит обманывать! Вы, наверное, откуда-то знали обо мне раньше.

– Еще скажите, что я вас месяц преследую, слежу.

– Нет, нет, я бы вас непременно заметила.

– Вы же дали мне визитку.

Болотова выхватила из сумки еще одну визитку и внимательно на нее посмотрела. Домашнего адреса на ней не было.

– Догадались? – спросил Забродов.

– Пока нет.

– В каждом районе свои номера телефонов…

– Вот же, черт, какая я не догадливая! И как все просто на самом деле!

– Да, мир устроен очень просто, – согласился Забродов, помогая Наталье выбраться из машины.

– Если хотите, можете подняться ко мне, я вас угощу коньяком или чаем.

– Нет, спасибо, мы уже договорились. К тому же Марат Иванович может уйти, а я должен забрать у него свои книги. К дню рождения я решил себе сделать два подарка. Первый – это расставить книжки по полкам.

– А второй?

– Второй – это пригласить вас в гости.

Долго думать над тем, кого пригласить на день рождения, а кого проигнорировать Забродову не пришлось.

Публика собиралась одна и та же, если, конечно, в этот знаменательный день он оказывался в Москве. Телефоны нужных людей он знал на память.

Илларион сидел в кресле с телефоном в руке и набирал номера. Он здоровался, интересовался, как дела, а затем, даже не сообщая, что у него день рождения, просто назначал:

– Я жду тебя.

– …

– Да, на том же месте, в Завидово.

– …

– Может, по дороге и встретимся.

– …

– Нет, нет, ничего не вези, подарки мне не нужны.

Мы и так по жизни один другому обязаны, а то надарите всякой чуши, негде в квартире будет поставить, я как-никак ремонт сделал.

И все приглашенные отвечали одно и то же:

– Дареному коню, Илларион, в зубы не смотрят.

– Вот если коня подаришь, я его приму. Только не забудь, чтобы седло было хорошее да уздечка с серебряными накладками.

И хоть о том, чтобы в лесу приготовили место для встречи гостей, Забродов договорился неделю тому назад, он даже не стал перезванивать и уточнять, все ли там в порядке. Он знал, ребята, которых он учил, не подведут, все будет в полном порядке, и они даже не обидятся, – если случится так, что никто не приедет.

Как всегда, с утра он не отступил от святого ритуала, сделал пробежку, побоксировал возле фонтана. В столь раннее время по скверику изо дня в день проходила одна и та же публика: люди, спешащие на работу, и пенсионеры, выгуливающие собак.

Если первые лишь немного сбавляли шаг, разглядывая странного крепко сложенного мужчину, избивающего невидимого противника, то пенсионеры останавливались и рассматривали его с любопытством. Вскоре образовалась небольшая толпа из семи человек и пяти собак. Собаки к Забродову подходить не рисковали, чуяли сильного человека и лишь испуганно поджимали хвосты, когда тот наносил удары. Причем делал он это очень медленно, словно в кинорапиде. Собаки жалобно тявкали и жались к ногам хозяев.

– И чего они его боятся? – переговаривались пенсионеры. – Интеллигентный человек, с бородой, модный, ничего плохого не делает…

Но и сами побаивались удовлетворить собственное любопытство, порасспросить Забродова, кто он и чем занимается.

– Спортсмен, наверное, – предположил старик в тертой фетровой шляпе, владелец спаниеля, почти такого же старого, как и хозяин, если пересчитать людские года на собачьи.

– Да нет, – возразил ему другой, интеллигентного вида, правда, вся интеллигентность сводилась к круглым металлическим очкам. Если бы он их снял, то сразу потерял бы для окружающих половину своего обаяния. – Я его знаю, он в двух кварталах отсюда живет, в доме напротив, на зеленой военной машине ездит.

– На военной по городу? Что, и номера тоже военные?

Номеров пенсионер не помнил.

– Может, и не военная, но такие в американских фильмах показывают, «джип» называется, какой-то «…ровер».

– Может, «новый русский»?

– Да нет, те зарядку так, как он, не делают, да и цепи золотые носят. Он староват для нового русского, слишком сухощав, поджарый.

Пенсионеру, жившему в доме напротив, хотелось рассказать, что иногда во двор дома, где живет этот странный человек, приезжают машины с правительственными номерами, оттуда выходят важные люди и направляются в гости. Но он не рискнул говорить это в присутствии самого Иллариона.

Закончив зарядку, Илларион поклонился невидимому сопернику, а затем, бросив пенсионерам «до свидания», отчего те онемели, легко побежал по улице.

«И все-то они приметят, – усмехнулся Илларион, думая о пенсионерах. – Неужели и я таким стану? Сейчас-то мне наблюдательность моя еще нужна, а потом она может превратиться в манию. Станешь, станешь, – сказал себе Илларион, – если, конечно, доживешь до преклонных лет. Люди моего образа жизни редко становятся настоящими пенсионерами, брюзгливыми и дотошными. Я, например, знаю лишь одного инструктора, проработавшего лет тридцать в ГРУ, который перешагнул семидесятилетний рубеж. Ну и зануда же он, хотя, в общем-то, человек умнейший! Да, будь он дураком или глупым, никогда в жизни до таких лет…» – и Илларион, продолжая ровно дышать и ритмично двигая руками, вспомнил старого инструктора, у которого и ему в свое время пришлось проходить стажировку.

Инструктор был человеком удивительным, фигурой напоминал двухстворчатый шкаф, широкий, крепкий.

Сверху «шкафа» – маленькая голова с выпуклым лбом.

Ни одного волоса на голове не было, лишь плотно прижатые уши, словно приросшие к черепу, несколько раз переломанный нос, глубоко посаженные маленькие глаза. Инструктор был немногословен. Что-либо объяснять он не любил, чаще всего молча демонстрировал, как произвести тот или иной удар, сделать хитроумный захват, как сломать шею, как ослепить соперника, как сделать, чтобы руки соперника повисли как плети.