Ричард Длинные Руки - грандпринц - Гай Юлий Орловский

— Однажды веревка оборвалась, — сказал король, — трое пропали. С того дня сам проверяю, чтоб натягивали самые толстые и прочные.

— Не королевское это дело, — напомнил я.

— В бурю любое становится королевским, — ответил он.

Я с досадой потянулся за чашей, слуга ухватился за кувшин, я покачал головой, он застыл в ожидании. Я сосредоточился, через мгновение чаша начала заполняться темно-красным вином.

Король напрягся, Елизавета с интересом следила, как медленно поднимается уровень. Когда оставалось до края самую малость, я перевел дыхание, и вино остановилось, подрагивая.

Елизавета посмотрела на вино, перевела взгляд на меня.

— Для этого, — произнесла она, — нужно иметь очень большую силу магии. Не жаль тратить на такие пустяки?

Я ответил мирно:

— У меня другие источники силы.

— В смысле?

— Это не магия, — пояснил я. — А для нее как раз это легко.

— А что трудно? — спросила она.

— Многое, — ответил я с неохотой. — Например, это не помогает… убивать, ломать, уничтожать, просто портить, а в нашей красивой жизни это бывает очень кстати. Даже необходимо.

Она посмотрела очень внимательно.

— И как вы обходитесь?

Я пожал плечами.

— Приходится… как бы это сказать попроще, примитивно вручную. Мы многое делаем вручную. Где мечом, где топором…

Король произнес суховато:

— А еще весьма кстати армия. Не так ли?

— Так, — согласился я. — Но, конечно, со мной и несколько десятков очень сильных магов, что могут в отличие от меня убивать, ломать и жечь…

Я говорил очень мирно, но прозвучало это, как я и хотел, с легким предостережением, что если и открываю какие-то свои слабости, то тут же закрываю их двойными доспехами.

Король сказал со вздохом:

— Вы очень предусмотрительны, а это очень печально.

Я изумился:

— Почему?

— Вы так молоды, — произнес он ровно, — а уже теряете юность…

— Да, — согласился я, — когда терял девственность, то был рад от нее избавиться, а теперь иногда так тоскую по своей чистоте и вере в людей!.. Кстати, ваше величество, ваше соседство с империей Вильгельма Блистательного как-то сказывается?

— На мне?

— На вас, — ответил я, — на семье, на королевстве…

— Ничуть, — ответил он, но, как мне показалось, слишком быстро, — его империя отделена от наших земель двумя королевствами и высокими горами. Единственный проход перекрыт высоченной стеной.

— Но только одной цепью гор, — заметил я. — И довольно длинной. Олдвуд и Гинтершелленберг примыкают к империи всей северной стороной, а ваше королевство, как я понимаю, только в одном месте… Это и опасно и… соблазнительно.

— Ваше высочество? — спросил он.

— Императору, — пояснил я, — либо нужно держать с той стороны армию, чтобы не допустить вторжения, либо самому вторгнуться…

Он смотрел на меня спокойно и внимательно.

— Прошу вас, ваше высочество, продолжайте.

— Но даже, — сказал я, — если его армия сможет преодолеть горы с такой же легкостью, как и ваша, в чем я сомневаюсь, то что это ему даст?

Он ответил коротко:

— Победу.

— Это будет очень тяжелая победа, — сказал я. — Его империя, защищенная горами, давно разучилась воевать, а ваши люди — нет. Но если даже захватить, что дальше? Удерживать власть долго не сможет, с севера обязательно хлынут новые завоеватели и сотрут его войска здесь в пыль. Так что он заинтересован, очень заинтересован в самых дружеских отношениях с тремя вашими королевствами. И, конечно, у него даже в этом королевском дворце есть свои люди.

Он нервно дернулся.

— Нет!..

— Почему?

— Я подбирал, — ответил он, — только самых верных! И проверенных.

— Я не говорю, — сказал я, — что всех, но некоторых удается подкупить, соблазнить, перевербовать, дать им больше, чем получают у вас… А достаточно одного, чтобы императору знать все, что здесь происходит, о чем говорят, какие планы вынашивают…

Елизавета сказала тихо:

— И не только императору.

Вольфганг покосился на слугу, что снова приблизился с кувшином в руках.

— Вы говорите страшные вещи.

— Неприятные, — уточнила Елизавета.

— Реальные, — сказал я. — Даже, есть такое гадкое слово, обыденные. Короли привыкают, что за ними шпионят, и живут с этим. Вам об этом и думать не хочется, но знаете об этом прекрасно.

Возможно, мелькнуло у меня в голове, в расчете на шпионов Вильгельма королева и спала со мной. Пусть в империи знают, что я дружен с королем и его женой. Это значит, пусть всерьез верят, будто я могу представлять угрозу даже для Вильгельма. Ладно, пусть не угрозу, но серьезный противовес.

Конечно, переспать с женой короля Меции с его молчаливого согласия вовсе не значит стать его союзником, однако за такую приятную малость все-таки могу оказать поддержку хотя бы словом… не упоминая, разумеется, почему вдруг это королевство пользуется моим расположением. Возможно, другие придают моему слову больше веса, чем я думаю.

Некоторое время мы молча смаковали дивное вино, наконец я поднялся, учтиво поклонился супругам.

— Ваши величества… Пойду взгляну на своего коня. Он, как ребенок, любит внимание.

— Да, — ответил король, — наши животные… они не принимают наших отговорок.

Я вышел в коридор, сквозняк тянет по полу такой, что вот-вот там понесет снег, а пламя светильников трепещет даже в самых уединенных уголках.

За окнами бушует не буря, а ураган. Если бы стекло научились делать тоньше и большими листами, его давно вышибло первым же ударом бури, но здесь и окна крохотные, и стекла составлены из толстых кусков, скрепленных массивными железными прутьями, но все равно даже стены потряхивает, а глыбы, из которых составлен замок, начинают шевелиться и потрескивать.

Вернувшись в апартаменты, я походил взад-вперед по комнате, поупражнялся в быстром вызывании мечей, топоров, арбалетов, даже медный кувшин перенес к себе, а потом отправил обратно.

Получается хорошо, но только вот так, когда никто не мешает и ни на что не отвлекаюсь, но стоит в коридоре кому-то громко чихнуть — все, не смогу настроиться еще с полчаса. И тем более не могу вызвать меч именно тогда, когда это особенно нужно: в момент схватки или перед схваткой.

Бобик бесстыдно дрыхнет с утра, сколько в него сна влезает, не понимаю. Видимо, наш общий инстинкт, гласящий, что в дождь, снег, бурю нужно забиться поглубже в нору и спать, беречь силы, в нем силен особенно, а в человеке так себе, потому Господь и выдвинул его на пост доминанта природы.