Метро 2033. Летящий вдаль - Виктор Лебедев

Только мы готовимся нырнуть в заросли кустов, как оттуда вдруг вываливается наш знакомец лысый, на ходу подтягивая штаны. Явно поддатый (от него изрядно несет хмельным душком), но на ногах держится, пусть они и заплетаются. Завидев нас, степной на миг замирает, а потом удивление на его лице быстро сменяется ненавистью и злобой. Он уже открывает рот, готовясь заорать, но я успеваю первым – быстро шагаю навстречу и мощным апперкотом ломаю лысому нижнюю челюсть. Слышен противный хруст, и степной падает у наших ног.

– Готов! – констатирует Данилов, наклонившись над лысым и проверяя пульс. – Быстро сработал.

– Уходим! – шепчет Коля, и мы исчезаем за кустами.

Благополучно минуем дозорных и направляемся мимо разваленных складских помещений и цехов в глубь города. Я, наконец, понимаю, где мы. Перед нами – территория бывшего Волгодонского мясокомбината и прочих более мелких предприятий.

По пути проясняется, откуда взялись наши спасители. Этот парень, шагавший сейчас с нами, был тем самым лучшим другом Миши, про которого тот мне рассказывал. Только вот не умер он тогда от лихорадки. Их со старшим товарищем, Игорем Владимировичем, нашли степные и вытащили парня буквально с того света, когда у него уже остановилось сердце. Как им это удалось, Коля не знает – туманные объяснения степных он не понял. Говорят, можно вернуть к жизни, если сердце стоит не более пяти минут. По счастливой вселенской случайности прошло примерно столько же, с тех пор как Данилов увел рыдающего Мишу в дебри леса, оставив Игоря Владимировича и Кольку на лесной поляне и пообещав вернуться позже, чтобы похоронить их по-человечески. Как известно, обстоятельства ему тогда не позволили.

Отвары из трав степных и молодой организм парня сделали свое дело – вот он Коля, живет и здравствует. А вот пожилому Игорю Владимировичу не повезло.

С Анитой Николай познакомился тут же, у степных. Девушка часто наведывалась в становище – продать местным травки и грибочки, растущие на свалке. Ее (не без основания) считали чудаковатой местной юродивой и не препятствовали. Коля и Анита как-то сразу потянулись друг к другу – два одиночества объединились, заполнили пустую нишу в душе.

Коля видел, как нас с Даниловым притащили в становище, но не стал себя раскрывать, а все это время наблюдал, выжидая, пока не подвернулась возможность действовать наверняка. Здорово помогла и Анита – напоила охранников, тем самым облегчив наш побег.

Вот такую историю рассказывает нам Колька, пока мы идем по пыльной, почти заросшей тропке, а по ногам нас хлещут ветки низеньких кустарников. Где-то вдали ухают совы или похожие на них создания, иногда подвывает голодный волколак, а на все это действо сверху взирает бледно-желтая молчаливая луна.

– А что же Миша? – вдруг спрашивает Коля, опомнившись. – Как он? Где?

Данилов лишь молча кладет парню руку на плечо и крепко стискивает – все понятно без слов. Колька нервно кусает губы и стискивает кулаки.

– Я думал, вы все погибли, – бормочет он, – и я остался один. В мыслях уже смирился с вашей утратой. Но он навсегда останется моим лучшим другом!

Дальше бредем в гнетущем молчании. Погони пока не слышно, ночные звери тоже не докучают. Но хватает и внутреннего зверя, который скребет сейчас на душе у каждого.

Добираемся до железки, и Коля решительно останавливается.

– Дальше идите сами, а нам с Анитой пора возвращаться.

– Возвращаться?! – Данилов явно обескуражен. – В логово этих зверей?! Думаешь, они простят вам то, что вы сделали?

– А как они докажут? Нас же никто не видел. Подумают, что все напились, и в общем бардаке пленники сбежали.

– Но зачем тебе туда? Мы можем вернуться к нормальным людям!

– Они стали моей семьей, – глядя ему в глаза говорит Коля, – они вытащили меня с того света и были рядом, пока я поправлялся. Они дали мне вторую жизнь и приютили меня. Там сейчас – мой дом.

Несколько мгновений они с Даниловым неотрывно смотрят друг друга, а затем Иван вздыхает. Он благодарит парня и его спутницу, я также крепко пожимаю Кольке руку.

– Спасибо, – говорю я. – Сочтемся. Кто знает, куда свернут наши пути? Может, и пересекутся еще.

Николай серьезно кивает, и они исчезают в предрассветном мраке. Мы стоим у железнодорожного полотна и смотрим им вслед.

– Хороший парень, – задумчиво произносит Иван. – У него все получится.

Восток уже слегка розовеет. Впереди проявляются в темноте контуры низеньких домов Красного Яра.

Ставка казаков

Станица Красный Яр еще на моей памяти стала одним из микрорайонов города. Невысокие дома частного сектора имели выход на Сухо-Соленовский залив – ту его часть, что располагалась по другую сторону моста.

Она и сейчас мало изменилась, разве что постарела и обветшала, но в предрассветном сумраке разруха не так бросается в глаза. Все так же стоят домишки, во дворах прикорнули автомобили, и сейчас не видно, что они насквозь ржавые, а стекла почти у всех выбиты.

– Где же почетный эскорт? – еле слышно говорю я. – Почему нас не встретили и не сопровождают?

Мы ступаем по мягкой податливой траве – идти приятно, как по толстому ковру. Под ногами снуют маленькие ящерки, безобидные и пугливые, бросающиеся врассыпную при каждом шаге. Натруженное тело гудит – пара часов сна в клетке не придали ему бодрости, не восстановили силы как следует.

Мы подходим к первому ряду домов – пустых и заброшенных, с торчащими балками, прохудившимися крышами. Попадаются и выгоревшие дотла, с закопченными кирпичными стенами, и вросшие в землю. Возможно, это последствия прошлых столкновений с казаками каких-нибудь недругов – то ли степные постарались, то ли старогородцы. На первом доме я еще вижу сохранившуюся табличку – «Рассветный переулок». Поэтичное название, красивое.

Ныряем в ближайший проезд, и вдруг, повинуясь шестому чувству, я останавливаюсь, хватая Данилова за руку.

– Погоди!

Быстро осматриваюсь. Вроде бы на первый взгляд ничего странного: небольшой проход мимо двух облупленных легковушек, справа и слева – дома, какие-то дикие кусты, усеянные мелкой желтой ягодой. Что же не так? Стоп. Лист картона, будто бы случайно лежащий на дороге прямо между машинами. Весь такой помятый, затертый, тоненький, припорошенный пылью и мелкими сухими веточками.

– Ты смотри, чуйка сработала, – от стены дома отделяется тень и превращается в коренастого человека. В руках у него охотничья двустволка, которая смотрит прямо мне в грудь.

– Давно за вами наблюдаю. Раз не прячетесь, идете открыто от самой железки, значит, не диверсанты. И на идиотов не похожи. Местных порядков, что ли, не знаете?

Я кошусь на ружье. Насколько вменяем этот человек? Не пальнет ли сдуру? Выглядит он любопытно: просторная рубаха, заправленная в шаровары, подпоясана ремнем, на ногах – «берцы», на лице – повязка, частично скрывающая лицо, из-под которой выбиваются кустистые рыжие усы и борода, голову венчает лихо закрученный чуб.