Трем девушкам кануть - Галина Щербакова

– Нет, – ответила Нелка, – нет. Совсем не хочется. Ты же знаешь, девять месяцев обязательно для вынашивания детей? Нельзя ли побыстрее?

– Стать кошкой, – ответил Юрай.

– Я не знаю, – задумчиво проговорила Нелка, – как все-таки относиться к переселению душ, – что-то во мне это не приемлет, – но если тому быть… То я бы хотела вернуться в прошлое… Куда-нибудь на мельницу. Чтоб она скрипела день и ночь, чтоб я была вечно обсыпана мукой и чтоб мне приходилось носить из-за этого белый чепец, а вечерами я снимала бы его и встряхивала волосами. Дичь, правда?

– Не ври, – сказал Юрай. – Ты это сейчас придумала. Неадекватная реакция на джин. Если бы можно было вернуться, я бы вернулся в прошлый год и…

И почему он ей все рассказал именно тут?

Стоило так долго таиться и скрывать, стоило, наконец, бояться за Нелку, чтобы рассказать ей не только все, но и в самом что ни есть неподходящем месте…

– Я чего-то подобного ждала, – ответила Нелка. – Чего-то криминального. У моей мамы есть один странный предмет гордости – она никогда не имела дела с участковым. Мы перешагнули этот рубеж личной святости, да, Юрай?

Она сказала «мы». И еще она сказала:

– Ты из-за них сюда пришел? Ты здесь ищешь следы Румянцева? Я не сержусь… Я понимаю… Надо было сказать раньше… История-то дикая… Как ты с ней живешь, бедный? – Она первый раз в жизни сама взяла его руку и прижалась к ней щекой.

– Больше всего на свете, – тихо сказал Юрай, – я хочу отсюда уйти. Но скажу тебе другое: слезай с подоконника и разомни косточки. Ты должна поспрошать у своих дружков, не видел ли кто Лодю? И, соответственно, где, когда и прочее?

– Тем более, что мне надуло спину. – Нелка спрыгнула с подоконника.

– Я пока от тебя отклеюсь. Помни! Не прямо, не в лоб, а исключительно между делом. Если будут спрашивать про меня, я тебе – никто.

– А ты мне – кто? – спросила Нелка и посмотрела на Юрая прямо, как отличница с первого курса.

Юрай тихонечко сжал ее руку. Что ей объяснять тут, что ли? Даже если бы он в чем-то был до конца уверен, не в этом же месте, не в этом окружении говорить.

– Иди! – сказал он ей. – Иди!

Информации Нелка принесла полную торбу.

…У Севы скоропостижно скончалась жена.

…Тесть Севы пошел на дно. А был такой шишкой местного значения!

…У Севы нервный срыв. «Жизнь рубит молодых мужиков под корень».

…Кто-то под него копает. «Провинциальные интриги – это хуже дворцовых».

…Его видели в Москве с дамой хороших кровей и денег. «У Севы же торс, помнишь? И остальное в комплекте».

…Его машине помяли бок. Ругался нещадно. Какой-то психованный. Как будто ему первому?

…Кто-то с ним встречался в больнице. Какой? А черт его знает! Точно, не онкология. Точно!

Новостей много, а толку чуть.

– Спасибо, дорогая. – Это Нелке.

Когда уходили, некто в красном пиджаке остановил Нелку.

– Вы спрашивали про Румянцева? Кажется, он лежит в психиатрической. Кажется…

Глаз у пиджака был тускловатый, как бы не на полную мощность, смотрю, мол, смотрю, но так, чуть-чуть… Удивительно, но, обращаясь к Нелке, этот полуленивый глаз ощупывал Юрая.

– А вы не скажете точнее, в какой? – спросил Юрай: в конце концов, ты же на меня смотришь! Я тебе интересен.

Широко развел руки пиджак, даже увиделась смятая у подмышки рубаха.

– О, нет! Больше ничего, – засмеялся этот широкий, ленивый и осведомленный. – Больше ничего.

* * *

– А ты не допускал мысли, что Румянцев на самом деле больной?

Вопрос задала Нелка, когда они возвращались назад. Юрай даже вздрогнул: это была мысль, которая не давала ему покоя. Он вспомнил мгновенные переходы от смеха к рыданию, которые так поразили его в Лоде. А взгляд? Немигающий, замерший… Что-то постигший? Что-то увидевший? И… ослепший от увиденного.

Так кому он тогда хочет мстить? Больному человеку, которого надо лечить?

Лидию Алексеевну он отловил возле ее дома.

– Где Румянцев? – спросил он ее прямо и без подходов. – Мне он нужен.

Аккуратно переложила сумку из рук в руки. Взялась за круглую ручку двери. Повернула лицо к Юраю. Усталое. Злое.

– Я сейчас думаю, – тихо сказала она. – Почему я вас не посадила в тюрьму за клевету и оговор? И себе же ответила: если бы я отбивалась от таких, как вы, мне ни на что другое не хватило бы времени. Лодю Румянцева я провела по всем возможным врачам, хотела спасти. Он мне нравился. Это правда. Его положили в психиатрическую лечебницу. И я вот подумала – затею против вас процесс, затею! Чтоб от вас ничего не осталось!

– Затейте! – закричал Юрай. – Затейте! У вас получится. У меня – нет. Выводите меня на чистую воду, выводите! Нет же другого способа разобраться, как погибли три девушки, как убили Михайлу.

– Ну, ну, – сказала Лидия Алексеевна. – Пожалуй, я так и поступлю. Вы свое получите. – Она легко обошла Юрая, оставив его со сцепленными кулаками.

«Значит, он на самом деле болен, – подумал Юрай. – И меня действительно можно взять голыми руками. Но что-то тут не так. Что-то она сказала, а я упустил. Я не профессионал. Не умею сразу вычленить главное. А она сказала что-то важное… Что?!»

Он сел на лавочку в чужом дворе. От попытки размотать весь разговор до буквы закружилась голова. Но мысль ускользала, ускользала. «В конце концов, мне все равно надо его увидеть больного, – думал Юрай. – Это в любом случае важнее выскочивших из головы слов».

И Юрай отыскал больницу, где находился на излечении больной Румянцев.

* * *

Больница была простонародно районной. А кто такой, собственно, Лодя? Чтоб ему другое? Да никто.

Это «никто» прозвучало несколько раз, даже назойливо. Лечащий врач была раздражена неправильностью оформления больного. Почему именно они должны его лечить? Почему он не лечится по месту жительства? Ведь он не москвич, а они маленькие и бедные. Кто-нибудь у него есть? У больного? Вот вы ему кто? Юрай назвался знакомым, который случайно узнал и вот шел мимо. Врач сказала, что теперь «все идут мимо». Больных все больше, родных все меньше. Какое-то массовое эпидемиологическое сиротство детей, стариков и психов. Все у себя одни. Все без роду и племени. Она заводилась, врач.

Юрай еле-еле сумел вставить-спросить, что же все-таки у его знакомого:

– Как называется по-русски?

Врач почему-то совсем рассердилась и ответила, что не понимает, что он имеет в виду, какой-такой еще русский, они, что, с ним по-турецки разговаривают? Юрай подумал, что у врача тоже не все дома, что, наверное, это естественно, с кем поведешься, хотя, конечно, жалко… Ей еще жить и жить… Молодая.