Ржавчина - Алексей Калугин

– Думай о своем грузе.

– А что мне о нем думать?

– Да что угодно! Просто представь его себе. Мне нужен ментальный контакт.

– Ментальный, говоришь…

Григ прикрыл глаза и представил себе Васю. Парень скинул вещи сталкера на пол и занял койку. Даже не удосужившись раздеться, он сладко спал, уткнувшись носом в подушку…

Да леший с ним, с журналистом этим недоделанным…

Помимо воли Григом начала овладевать туманная дремота. Всего на несколько секунд прикрыв глаза, он уже почувствовал себя плывущим среди мерцающих серебристых облаков.

Далеко… Далеко…

А кто-то снизу машет ему рукой и что-то кричит…

Но он не слышит…

– Держи!

Григ почувствовал, как Бобо сунул ему в кулак какой-то корявый сучок. Он открыл глаза и увидел, что сжимает в руке засохшую куриную лапку.

– Что за фигня, Бобо?..

– Молчи, так надо.

Главный растаман Московской Зоны был сосредоточен и собран, как никогда. Нет, в самом деле, Григ еще ни разу не видел его таким. Похоже, он очень серьезно относился к игре, которую затеял.

Широким взмахом руки Бобо освободил половину стола, сдвинув все, что на ней стояло, на другой край. При этом несколько вещиц упали на пол, но растаман даже не заметил этого. Он взял большой деревянный стакан и принялся энергично встряхивать его, как будто собирался приготовить коктейль. Внутри стакана что-то перекатывалось, пересыпалось и стучало. Никакой жидкости в нем точно не было. Это продолжалось с минуту. После чего Бобо поставил стакан на край стола, взял фарфоровую солонку в форме головы Леонида Брежнева и принялся посыпать солью полированную столешницу.

Григ устало наблюдал за экзерцисами растамана, пытаясь угадать, действует ли он спонтанно, основываясь на интуиции и врожденном чувстве прекрасного, или же Бобо где-то штудировал руководство, которое теперь пытался использовать?

А растаман тем временем закончил посыпать солью стол, взял куриную лапку, что сжимал в кулаке Григ, испытующе посмотрел сталкеру в глаза и, видимо, остался недоволен. Потому что снова сунул лапку Григу в кулак. А сам аккуратно, чтобы не потревожить слой соли, пододвинул к себе машинку и занялся сворачиванием очередной папиросы. Раскурив папиросу, он подпер голову ладонью и задумчиво посмотрел на Грига.

– Можно задать не относящийся к делу вопрос?

– Валяй, – согласился Григ.

Сталкеру было уже все равно. Ему лишь хотелось, чтобы все поскорее закончилось и он смог отправиться спать.

– Сколько тебе лет?

– А что?

– Я просто так спросил.

– Тридцать восемь.

– Серьезно? – Бобо прищурился, не то недоверчиво, не то из-за дыма, попавшего в глаз. – Я бы тебе столько не дал.

– Хорошо сохранился, – вяло усмехнулся Григ.

– Нет, – помахал дымящейся папиросой Бобо. – В Зоне не сохраняются, в Зоне – консервируются. Снаружи банка вроде целая, а как проткнешь ее ножом, такой вонью потянет!..

– Это ты к чему?

– К тому, что все мы с годами не становимся моложе.

– Ты теперь специализируешься на прописных истинах?

– У тебя ведь нет самопальных имплантатов, от которых уже невозможно избавиться?

– Нет. Все, что я вставил в свое тело, можно с легкостью выковырнуть.

– И, наверное, на твоем банковском счету за кордоном уже лежит приличная сумма денег, гарантирующая спокойную, безбедную старость?

– После прошлогоднего глобального кризиса уже никто ничего не может гарантировать.

– Тем не менее деньги у тебя есть?

Чтобы не заснуть, сидя на стуле, Григ похлопал себя по щеке.

– Слушай, Бобо, говори прямо, какого лешего тебе надо?

– Я всего лишь хотел спросить, как долго ты еще собираешься скитаться по Зоне?

Григ непонимающе посмотрел на собеседника.

Смущенный его взглядом, Бобо поднял руку и потрогал сначала вязаный берет, затем – дреды.

– Что?.. Со мной что-то не так?

– С каких это пор ты начал задавать дурацкие вопросы?

– Я вовсе не считаю вопрос, заданный тебе, дурацким.

– А я – считаю.

– Почему? Что в нем такого?..

– Я не собираюсь на него отвечать.

– Боюсь, что ты сам не знаешь ответа.

– А ты не бойся.

– А я все же боюсь.

– Какой-то бессмысленный пошел у нас разговор, – Григ недовольно поморщился. – Знаешь, я не люблю говорить ни о чем.

– Я задал тебе вполне конкретный вопрос.

– И к тому же дурацкий.

– Пусть так. Но почему ты не хочешь на него отвечать?

– Потому что не хочу выглядеть дураком.

– Слушай, тебя зациклило на дураках?

– Я их просто не люблю.

– А что, я люблю?

– Не знаю.

– Спроси – я отвечу.

– Не стану.

– Почему?

– Да не хочу я ни о чем тебя спрашивать!

Бобо сдвинул брови, почесал согнутым пальцем горбатую переносицу и посмотрел на сталкера, как врач на пациента, которому затрудняется поставить диагноз. Хмыкнул. Протянул руку через стол и загасил в пепельнице недокуренную папиросу.

– Ладно, вернемся к нашему грузу.

Бобо выдернул из Григова кулака куриную лапку и принялся умело и быстро, будто занимался этим каждый день, рисовать таинственные знаки на рассыпанной по столу соли.

– Значит, что тут у нас?.. Молодой человек, зовут Василий… Двадцати четырех лет от роду…

– Откуда ты знаешь, сколько ему лет?

– Помолчи, Григ… Считает себя удачливым и красивым… Рассчитывает сделать карьеру… Однако…

Закончив, Бобо вернул птичью лапку Григу, а сам взял деревянный стакан и снова принялся трясти его. При этом он еще закатил глаза и что-то бормотал. Негромко и неразборчиво. Григ попытался разобрать слова, что легко, будто снежинки, тающие на лету, порхали на губах растамана. Он прислушался, но смог разобрать лишь одно слово… Варкалось?.. Да нет же, ему показалось!

Резким движением Бобо опрокинул стакан и выкинул его содержимое на рисунок по соли. С десяток мелких косточек. Скорее всего, куриных. Хотя пара-тройка могли сойти за фаланги человеческих пальцев. Если, конечно, дать волю фантазии. Кости были старые, отполированные множеством прикосновений до матовой желтизны. На одни черным маркером были нанесены таинственные символы – точки, крестики, короткие волнистые линии. К другим были привязаны небольшие разноцветные перышки. Склонившись над столом, Бобо принялся водить пальцем над костями. Губы его при этом беззвучно шевелились, как будто он с трудом читал очень неразборчивую, полустертую надпись, да к тому же еще и на малознакомом языке. Не отрывая взгляда от костей, растаман протянул руку, взял недокуренную папиросу, сунул ее в рот и щелкнул зажигалкой. Глубоко затянулся. И вдруг быстро сделал над столом круговое движение раскрытой ладонью, словно стирая то, что было написано. Откинувшись на спинку стула, он выпустил из ноздрей две тонкие струйки дыма и посмотрел на Грига сквозь серую пелену.