Воин огня - Оксана Демченко

Мама хлопотала у огня, на приветствие сына не обернулась, чтобы он не торопился и выбрал лепешку с толком: самую большую и румяную. Разрезал, насыпал в щель приготовленного для этого и выложенного на тарелку запеченного мяса, добавил зеленых листочков и приправ.

- Спасибо, мам, - невнятно буркнул Ичивари, вгрызаясь в толстую лепешку.

- Не кусочничай, скоро обед! - строго приказала мама, так и не обернувшись и явно - улыбаясь.

- Обед - это хорошо.

Ичивари нырнул в коридор, прихватив еще и мешочек с орехами, выложенный на самое видное место, на край стола. Что мама охотно переняла из уклада бледных - так это обед. Лишний повод угостить домашних, словно мало обычных и принятых в народе махига двух приемов пищи, утреннего и вечернего... Большого голода, знакомого всем старикам и затянувшегося после первой войны на несколько сезонов, давно нет и в помине. Или - есть? Просто он, Ичивари, не застал и не помнит? Он сын вождя, откуда ему знать, как живут в окраинных поселках, тем более в малых и обосбленных, где трудятся почти все бледные?

Отец сидел в главном зале, за столом, заваленным кипами неопрятно выглядящих листков, книг и футляров. По запаху сырой гари понятно: перебирает спасенное бранд-командой и тоже пытается понять, что именно пропало и кому могло пригодиться. На шаги сына не обернулся, хотя, конечно же - услышал. Дед Магур часто ставил своего приемного сына в пример молодым охотникам, уводя или отправляя их в дальние зимние охотничьи походы на север или летние - в горы и степь. 'У вождя Даргуша чутье волка, вам до него расти - как этому побегу до взрослой секвойи'... По мнению Ичивари он пока что ровно так же далек от совершенства. Очередной раз напрасно крался по коридору, задержав дыхание и плотно сжав мешочек с готовыми цокать и шуршать орехами.

- Многих бледных успел опросить вчера? - негромко уточнил отец, откладывая еще одну связку листков.

- Джанори и Виччи, - перечислил Ичивари, осознавая малость сделанного.

- Вдвое больше, чем я ожидал, - ровным тоном отозвался вождь.

Ичивари насторожился: ему почудилось, или отец с трудом прячет улыбку? С чего бы вдруг, после ночного безобразия, которому и точного названия не подобрать... Ведь чудом воины не начали стрелять, а уж как уцелел Джанори, даже чудо не объясняет! Эта мысль подтолкнула иную, про данное гратио обещание и свою ответную полную клятву с наложением руки на сердце и правую душу. Самое время исполнять. Сын вождя придвинул к столу тяжелый резной табурет собственного изготовления, разгреб влажные бумаги, освобождая место для своей стопки. Чинно сел, выпрямил спину. И ощутил: язык отнимается, как же он такое скажет - вслух? Пришлось зажмуриться - отец даже брови свел от удивления, это удалось заметить. И в наступившей темноте Ичивари постарался внятно выговорить самое жуткое.

- Отец, я осенью два раза тебе всерьез пожелал смерти. Из-за каурого коня. Я выбросил мясо, которое приготовила мама. Хотел уйти в степь. Я понимаю, что это глупо, но я был зол и думал, что я был еще и прав. И еще я хотел...

- Когда вождь Магур сказал при всех, что я беру его дочь в жены во имя мира и даже не позвал её на совет, словно она и разговаривать не умеет, - раздумчиво и неожиданно мирно сообщил вождь, - я бросил в него ритуальное копье. Так оно, знаешь, удачно под руку попалось... До сих пор не могу даже представить, - а как? Оно было воткнуто в землю далеко, за костром. Потом я сказал, что Магур мне не отец и много подробностей добавил. Кстати, я попал копьем, пусть и вскользь. У отца на правой руке остался шрам, вот здесь.

Ичивари открыл глаза, осторожно повернул голову и увидел отца - очень странного, с живым и веселым лицом. Оказывается, - пронеслось в голове, - он умеет так приятно и широко улыбаться... Потом сказанное достигло сознания, и Ичивари снова закрыл глаза. Представить себе то, что описал отец, было невозможно. Он ведь никогда не позволял себе проявлять гнев. Тем более так, до окончательной потери самообладания и даже разума! А если добавить, что все это - в отношении деда...

- С тех пор я не позволяю своим рукам быть быстрее мыслей, - договорил отец. - И я знаю, что не все слова, обозначающие одну и ту же правду, одинаковы. Папа знал, что я люблю её, но старики полагали важным иное, и он сказал то, чего ждали. Пока я перевязывал ему руку, он вел себя так нелепо, что у меня дрожали руки. Он смеялся и хвастался, Ичи.

- Дед? Хвастался?

- Он кричал на всю поляну, а тогда еще советы проходили на поляне у края долины ив. 'Мой сын повзрослел и обзавелся собственным голосом!' - Даргуш приложил ладонь к губам и показал, как кричал дед. Вздохнул и стал серьезным. - Покладистые и исполнительные дети приятны родителям... Только они не становятся вождями. Ичи, я не знаю, зачем подожгли библиотеку. Но твое перо я должен был найти именно вчера. Тот, кто приготовил ловушку, охотился на вождя. Он знал: я не желаю приобрести нового ранвари ценой утраты сына. И еще он, видимо, знал, что я уже собрался отослать Шарву с приказом догнать тебя и вернуть. Еще я опасаюсь, что этот некто дал знать о моих намерениях и наставнику. Тогда наши беды еще не окончены, увы... Нет кораблей с пушками у берега, но в столице пахнет пожаром и порохом, Ичи.

Вождь замолчал и потянулся, позволяя себе показать, как велика усталость и как мучительно затекла шея. Ичивари припомнил мавиви, невольно подражая ей, дернул плечом, встал. Порылся в полках, добыл горшочек с медвежьим жиром. Натирать спину и шею, прогоняя боль, научил дед. Магур назвал эту боль 'платой за обучение науке бледных'. И сам страдал иногда, и знал: похожая беда донимает многих. Даже вождя. Вон как зажаты мышцы - прямо каменные. Надо растирать, разминать, разбирать по волоконцу, пока кожа не сделается темно-бурой от прилива крови. Тогда накрыть теплым, а лучше меховым - и ждать облегчения. Отец вздохнул, прищурился и встал, повел плечами, прошелся по комнате. Сын наоборот, присел к столу, на свою табуретку. Уставился в бумаги и почувствовал себя предателем. Заговори - нарушишь данное деду и Шеуле слово, промолчи - не исполнишь наказание Джанори...

- Пап, а дома никого кроме нас? Всякие старики, воины и просители...

- Сидят по домам и обсуждают твое вчерашнее возвращение из мира духов, - с легкой усмешкой отозвался вождь, прошел к двери, выглянул в прихожую, задвинул запор. - Ичи, неужели необходима глубокая тайна для того, чтобы узнать: каурого забили по причине сломанной ноги, но не моей мести сыну... И мне его тоже жаль. Но если ты снова возьмешься кричать при матери, доводя её до слез... А тем более бросишь собакам приготовленное мамой на ужин, да еще у неё на глазах, я лично спущу с тебя шкуру, сидением у столба и спасением за дедовой спиной не обойдется.

- Ты с осени не входишь в лес, - совсем тихо, одними губами, наметил слова Ичивари, почти не обративший внимания на историю каурого. - И я знаю, почему.

Вождь сел, коротко кивнул, лицо стало серьезным и даже хищным. Он не ожидал такого продолжения разговора. Ичивари виновато помялся.