Алхимия иллюзий - Антон Леонтьев

Мама!

Экран телевизора вдруг переключился, и Вика увидела изображение подъезда и подходившую к подъезду маму — выглядела она нервно и растерянно.

— Сказал же, что объект на подходе. Твоей мамане позвонили на работу и поставили в известность о том, что ее муженек взялся за старое и сейчас оттягивается по полной секс-программе со своей кралей по следующему адресу: улица Красногвардейская, дом шестнадцать, второй подъезд, квартира семьдесят один на предпоследнем этаже…

Вика попыталась подать голос, и Роберт Иванович ударил ее, причем весьма чувствительно, по щеке.

— Милая барышня, мы припаркованы все равно не у дома, а в том укромном местечке, о котором я вел речь. Неужели вы думаете, что ваша матушка услышит ваши мычания и повернет обратно?

Титов, снова переключив камеру на спальню, заметил:

— Дверь я прикрыл, но оставил открытой. Надеюсь, тетя догадается толкнуть ее, хотя есть определенные сомнения…

Потянулись бесконечно долгие минуты ожидания. Вика не знала, как долго все это длилось, — по ее щекам текли слезы.

Наконец сквозь пелену слез она заметила какое-то движение и поняла, что мама зашла в спальню…

— Жаль, что звука нет. А вот теперь настает самое интересное… Потому что точного сценария событий у меня нет, есть только несколько возможностей. Телефона в квартире нет, соседи на работе. Пойду встречу твою мамочку около подъезда — она бросится мне на грудь, как родная, даже не задавшись элементарным вопросом, что я здесь делаю…

Титов, натягивая телесного цвета перчатки, ухмылялся.

Вика изо всех сил завизжала и стала дергать конечностями. Роберт Иванович, впечатывая девушку в пол, приказал:

— Не дергайся! Проклятая стерва, что еще удумала…

Надо же, как меняется человек, если это существо вообще можно было назвать человеком: вместо своей «милой барышни» вдруг перешел на «проклятую стерву».

Старик-психиатр прижимал ее к стенке. Титов, распахнув дверцу фургона, заботливо спросил:

— Папа, справишься сам или помочь?

— Иди, иди, сын! Не упусти мамашу! А то она раньше времени поднимет бучу…

— Я сейчас вернусь! С мамашей! — заявил Виктор и, хлопнув дверью, скрылся.

Вика намеренно ослабила сопротивление, Роберт Иванович, отдуваясь, произнес:

— Ну, милая барышня, к чему эти страсти-мордасти? Вот приведет Витюша сюда вашу матушку, и тогда мы и решим, что именно с вами троими делать. И в какой очередности убивать…

Он убрал руку, и Вика, собрав все силы, рванула вверх. Подняться на ноги она не смогла, однако сумела оттолкнуть не ожидавшего столь рьяного сопротивления психиатра. Роберт Иванович, ревя, бросился на нее, но полетел на пол, споткнувшись о ногу, вовремя протянутую сумевшим перевернуться на другой бок Виталиком.

Молодой человек глазами указывал Вике на барахтавшегося на полу старика. Вика, повернувшись, со всей силы, коленями вперед, упала на спину психиатру-маньяку.

Тот захрипел, попытался подняться — в его руке сверкнул нож.

Вика, на мгновение выпрямившись и сумев встать, думая только о том, что Титов сейчас заманивает в западню маму, снова со всей силы обрушилась коленями на хребет Роберта Ивановича.

Раздался противный треск, и психиатр вдруг замер. Вика, удерживая старика коленями, посмотрела на Виталика. Тот, насколько мог, задвигал головой, мол, нет, не верь, это трюк для усыпления бдительности.

И только когда Вика заметила ручей темной крови, который вытекал из-под распластавшегося под ней тела, она несколько ослабила давление.

Роберт Иванович лежал не шелохнувшись. Вика, отшатнувшись, на коленях обогнула тело и увидела, что нож, который психопат наверняка хотел загнать в какую-либо часть ее организма, во время ее прыжка старику на спину и его попытки выдернуть из-под тела руку совершенно случайно вошел ему в горло.

Вика отползла от Роберта Ивановича и прислонилась к Виталику. Тот внезапно засопел и не нашел ничего лучше, чем начать реветь. Вика же помнила — Титов вот-вот вернется с мамой. И пусть они вывели из строя или даже убили одного маньяка: имелся еще второй.

Который сойдет с ума от ярости, обнаружив своего папочку с ножом в горле.

Превозмогая брезгливость, Вика подползла к Роберту Ивановичу и, практически усевшись ему на голову, сумела вытащить связанными руками нож из его шеи. Однако не удержала, выронила на пол.

Громко замычав, Вика дала Виталику сигнал, что он должен перестать лить слезы и, не теряя времени, помочь ей.

Виталик, исхитрившись, зажал рукоятку ножа кончиками пальцев, Вика подползла и, крайне осторожно обхватив склизкое от крови Роберта Ивановича лезвие, стала двигаться вверх-вниз, направляя его по спутывавшей руки липкой ленте.

Вика смотрела на дверцу фургона, ожидая, что она вот-вот распахнется и появится Титов. Она понятия не имела, как долго длилась борьба с Робертом Ивановичем и попытка освободиться — полчаса или всего лишь три минуты.

Наконец Вика почувствовала, что давление на запястье уменьшается, дернула лезвие вверх и перерезала липкую ленту до конца. Тихо застонав, она выпрямила затекшие руки. И, кривясь, содрала со рта липкую ленту, не обращая внимания на боль.

Вика перерезала затем и ленту, скреплявшую ее ноги, растерла лодыжки и двинулась к двери фургона. Только яростное мычание Виталика напомнило ей об участи приятеля.

Подойдя к нему, Вика двумя резкими движениями перерезала ленту, скреплявшую руки, и, сунув в пальцы молодого человека нож, хрипло произнесла:

— Остальное сам доделаешь. Извини, что втянула тебя в эту историю. Но мне надо спасти маму…

И, задев ноги недвижимо лежавшего Роберта Ивановича, Вика отыскала рычаг, надавила его и распахнула дверь фургона.

И зажмурилась от яркого послеобеденного майского солнца. Вика вылезла из фургона, прикрыв дверцу наполовину и заметив, что руки у нее все в крови.

Крови Роберта Ивановича.

Наверняка у нее было в крови и лицо, и одежда, но это Вику волновало в данный момент менее всего. Осмотревшись, она поняла, что находится на какой-то заброшенной стоянке то ли склада, то ли магазина, забранной по периметру сеткой.

К счастью, ворота, через которые фургон въехал сюда, были открыты. Вика устремилась прочь, однако была вынуждена остановиться, потому что чувство онемения в ногах еще не прошло окончательно.

Тут она заметила плачущую маму, которую под руку вел по противоположной стороне улицы, явно по направлению к стоянке с фургоном, Титов. Он что-то говорил и понимающе кивал.

Вика рывком выпрямилась, а затем, вскинув руки вверх, закричала изо всех сил:

— Мамочка, беги прочь! Это он убил папу! Он!