Отставник - Павел Чук

разноцветные, но абсолютной темноты зрячий в силу своих физических особенностей испытать не может. Даже в тёмной комнате перед глазами будут появляться разноцветные круги. И эта наступающая абсолютная темнота пугала. Где-то вдалеке послышался неизвестный голос:

— Проходите товарищи интерны, проходите. Не бойтесь. Этот пациент не кусается, — послышались тихие смешки и топот ног, — перед вами один из самых интересных пациентов нашей клиники. Он…

Голос отдалялся, а я испугался. Возможность вновь оказаться в абсолютной темноте напугала настолько, что захотел закричать, набрал в лёгкие воздух, но в ответ услышал только хриплое мычание…

Глава 22

В медицинскую палату вошёл врач:

— Как вы себя чувствуете?

— Л-лучше, — с трудом ответил. Язык не слушался, и я пока плохо соображал. И после вчерашнего переполоха, устроенного очнувшимся после долгой комы пациентом, в палате со мной постоянно кто-то находился.

— Очень хорошо, товарищ. Помните, как вас зовут? Сколько вам лет?

— Б-бес, — и уловив на лице медика удивление, поправился, — Провоторов Геннадий.

— Очень хорошо. Вчера вы и имя своё не могли вспомнить.

— Что со мной, где я?

— Вы, дорогой мой друг, в больнице. Надеюсь это поняли. А что с вами случилось известно только из вашей медицинской карты. Ко мне вы поступили год назад в состоянии комы, а до этого пробыли в различных госпиталях примерно четыре года. Вам повезло… — тут врач краешками губ улыбнулся, — как известно из истории болезни, вы, Геннадий, в военный госпиталь поступили с множественными осколочными ранениями спины, ног, но главное с тяжелейшей контузией. Вас ввели в медикаментозную кому, а потом… потом не смогли из неё вывести целых пять лет. Это если коротко. Но вчера! Это был фурор! Лучшего примера для будущих нейрохирургов и придумать нельзя! Человек, проведший в коме столько времени очнулся и это на глазах у стольких свидетелей!..

— Д-доктор, — прервал его эмоциональную речь, — что со мной? — задал животрепещущий вопрос. Мне тяжело двигаться, я с трудом шевелил руками, а ног… не понимал есть они у меня или нет.

— Ах, да. Извините, отвлёкся. С вами, товарищ…

— Доктор, я ног не чувствую!!! — не сдержался, закричал.

— Не нервничайте, успокойтесь. Двигательные функции постепенно восстановятся. Столько времени оставаться без движения, но понемногу, по чуть-чуть… с завтрашнего дня будем вас приподнимать. Сначала на кровати, а потом…

— Доктор!!!

— Не кричите, пациент. Это вредно для вашего здоровья, — холодно ответил врач.

— Извините, — понял, что не в моём состоянии качать права и умерил свой пыл. То, что я столько времени пробыл в коме меня не обрадовало. Но значит, то первое и фактически последнее задание мы выполнили, и успешно эвакуировались. По-другому и быть не могло, если, как сказал собеседник, меня доставили в военный госпиталь, — доктор, скажите, что произошло за время, когда я был без сознания. Война закончилась?

— Закончилась, закончилась. Но я вам пока не рекомендую нагружать свой мозг. Он знаете ли такая штука, что неизвестно как отреагирует на большой поток новой информации. И не надо на меня так смотреть. С завтрашнего дня начнём занятия. Пошевелите пальцами рук. Вот, хорошо. Возьмите, сможете удержать эту палочку?..

Я лежал на медицинской кровати. Голова чуть приподнята, а спину и ноги приятно массировали автоматические валики-массажёры. Леонид Сергеевич — мой доктор не рекомендовал форсировать события, а я, как только увидел, что у меня есть ноги и я их чувствую, хотел встать и побежать… ну, или просто встать, сделать несколько шагов, подойти к окну, но видя исхудавшие конечности, практически отсутствие мышечной массы, согласился с доктором, кстати, оказавшимся довольно приятным собеседником. Он приходил ко мне несколько раз в день, интересовался моими успехами, но успехов как таковых пока не было. Я с трудом удерживал в руке небольшой мячик, а продолговатые предметы и вовсе не мог удержать. Пальцы рук одеревенели, потеряли гибкость, а кисти рук ослабли настолько, что не могли долго сохранять хватку.

— Как успехи, молодой человек? — ко мне в палату вошёл Леонид Сергеевич. Как узнал у медсестёр, именно он является совладельцем, а по совместительству и главным врачом небольшой клиники для таких безнадёжных больных, коим являлся я сам.

— Никак, доктор, — ответил, вновь уронив на кровать мячик.

— Не расстраивайтесь, у вас всё впереди. Кстати, я пришёл не один. Входите товарищ офицер, — и в палату вошёл незнакомый полковник. Его погоны словно специально выглядывали из-под небрежно накинутого халата, а безупречно сидевшая парадная форма так и кричала пафосом и надменностью.

— Штабнюк пожаловал, — пробормотал себе под нос.

— Что вы сказали, молодой человек? — забеспокоился доктор.

— Ничего, всё нормально. Поправьте пожалуйста одеяло, сам не достану, — мне было стыдно показывать своё измождённое тело постороннему человеку.

— Хорошо, хорошо, — оживилась медсестра, накрывая одеялом.

— Спасибо милочка, оставь нас, — спокойно произнёс доктор и медсестра, прикрыв за собой дверь, удалилась. Всё это время полковник с плохо скрываемой брезгливостью осматривал палату, изредка бросая взгляд на меня.

— Товарищ… — замешкался Леонид Сергеевич.

— Полковник Самойлов Игорь Алексеевич, — оживился офицер, — от имени и по поручению командования, поздравляю старшего сержанта Провоторова с выздоровлением и заслуженной наградой. Выражаю глубокую…

Полковник говорил заученные витиеватые фразы, а что мне бросилось в глаза и резануло по уху, так то, что присвоили на ступень выше звание. Приятно, да. И награда. Да, тоже приятно. Конечно не звезда героя, но орден «За личное мужество и проявленный героизм» с мечами, высокая оценка свершённого подвига. А вот дальше.

—…личным приказом Министра обороны, вам, товарищ старший сержант, исходя из тяжести понесённого ранения, проявленного при исполнении воинского долга героизма, назначена пожизненная пенсия…

«Пенсия!!! Я в отставке! И это в двадцать четыре года, и в добавок инвалид, что не может себя обслужить. Даже одеяло поправить самостоятельно не в состоянии»…

С трудом, находясь на грани нервного срыва, прошептал:

— Служу Отечеству!

«Только бы не завыть», — уговаривал себя, сдерживая накатившееся состояние отчаяния и тоски. Тоски по родителям, что не дожили до того момента, когда их сына наградили одной из высших боевых наград и отчаяния, что мечта детства стать офицером, лучшим солдатом, так и канула в лету. Меня комиссовали. Комиссовали по ранению, что и понятно. После таких ран вернуться на службу не то что проблематично — невозможно. Хорошо, что в дурку не упекли. Я ведь доктору не говорил, что с частой периодичностью во сне мне мерещатся видения. Где я какой-то офицер Глен, что свершает такие подвиги, которые нашим лучшим воякам и не снились. В один из дней, когда в очередной раз ко мне пришёл Леонид Сергеевич я осторожно попробовал с ним поговорить на эту тему. Я не на шутку боялся, что у меня раздвоение личности. Ночью, в красках, словно в живую я жил личностью этого Глена, а проснувшись, днём, почти всё помнил: о пережитых боях, о нескончаемых сражениях и первое время мне было очень трудно понять. Так кто я?

— Знаете, Геннадий, человеческий мозг настолько сложная штука, — говорил доктор, — что сразу и не ответишь, что реальность, а что вымысел. Есть такой эксперимент, точнее не эксперимент, а реальность. Знаете, есть люди, кто не различает цвета?

— Дальтоники?

— Да, именно они. Так вот, несколько десятилетий назад изобрели прибор, позволяющий им видеть окружающий мир в цвете и знаете, сначала думали это прорыв в технологии лечения этой болезни, но потом оказалось, что прибор никому не нужен. Те, кто его использовал, потом от них отказывались. Их мозг привык к серому изображению и менять восприятие мира, что с детства окружал они не пожелали. Замечу, большинство млекопитающих видят окружающий мир совсем не так как мы с вами. И это не только из-за бинокулярного зрения, но и цветовой гаммы…

— Извините, доктор, но я не понял, к чему это? — Леонида Сергеевича необходимо было возвращать в тему разговора, а то он бывало уходил в такие дебри, удаляясь от темы, что не сразу и поймёшь, с чего начинался разговор.

— К тому, дорогой друг, что вы перенесли сильнейшую контузию, а к ней добавилась многолетняя кома. И видения или как вы сказали, сны вполне укладываются в эту картину. Мозг человека не изучен в полной мере. Возможно травма головы послужила каким-либо триггером. Может в детстве вы смотрели фильмы или читали книги и сейчас эти образы с новыми красками возвращаются. Кстати, вчера на осмотре вы мне говорили, что головные боли вас не беспокоят.

— Да, доктор. Головные боли