Абориген - Андрей Лазарчук

Сколько?

Много, старина, много… Есть вот какой вариант выкупа. Бургомистрат Трёх Столбов, лисьи дети, выставили на продажу имущество Снегирей. Понятно, что всех, кого надо, предупредили: к распродаже не приближаться на полёт стрелы. Но какая-то явно подставная девочка купила остров Котур и ещё несколько прилежащих скал. Надо выяснить, кто за девочкой стоит, и перекупить хотя бы остров. И тут же подарить его Армену. Это будет считаться выкупом за пацанов. Это – и ещё моя ферма Коробок, всё равно я ею не пользуюсь…

– Хорошо, – сказал я. – Завтра?

– Ара, уж точно не сегодня, – вздохнул Армен. – Макбетик с тобой полетит. Он мальчик умный, подскажет, что и как. И не уходи сейчас, ладно? Ты ведь не обиделся, нет?

– Не обиделся, – сказал я. – Раз уж всё равно скоро обвал – чего нам теперь обиды строить?

Драконы воняют. Ох, как они воняют вблизи! Воняют падалью (драконы ведь не столько хищники, сколько падальщики, не знали?), воняют скипидаром и воняют жжёной костью. Если же эту смесь разбавить во много миллионов раз – так, чтобы оставался только намёк на запах, – то получатся тончайшие духи.

Этот тончайший аромат я чувствовала всё то время, много часов, что мы шлялись по подземелью, но так ничего и не поняла. Вернее, не так. За десяток секунд до того, как мы выбрались на галерею, опоясывающую большую пещеру, я всё сопоставила: и запах, и далёкий рёв, и овечий помёт…

А потом Гагарин, спускавшийся первым, потянул на себя очередную дверь – и из проёма дохнуло той самой вонью, да ещё горячей, дохнуло так, что Гагарин всхлипнул, зажал себе руками всё лицо, попятился, упал – и не заметил того, что упал. Вместе с вонью потёк ропот, шорох, множественное костяное клацанье, и я шепнула Гагарину: «Тихо!» – я ведь не знала, что дверь выходит на огороженную галерею и мы здесь невидимы и недостижимы.

Потом я легла на пол и медленно-медленно высунула себя за дверь.

За дверью были ещё три каменные ступеньки вниз, а дальше шёл весь в вафельных ромбиках металл – очень старый на вид, серо-чёрный в углублениях и блестящий на выпуклых рёбрышках, местами стёртых почти до основания. Эта металлическая дорожка уходила влево и вправо за пределы видимости, огороженная толстенной решёткой из ржавых железных полос в три пальца шириной. Над дверью горел фонарь, поэтому того, что по ту сторону решётки, видно не было.

Я выползла вся, распласталась на горячем металле, знаком показала очухавшемуся Гагарину: делай, как я, – и медленно, как бы перетекая, двинулась влево, уходя с освещённого участка. Потом я оглянулась. Гагарин полз в другую сторону.

Что ж, молодец…

Смрад пробивал до темени.

К запаху такой интенсивности нельзя привыкнуть – и нельзя привыкать. Особенно если это драконья вонь, сигнал приближающейся опасности. Поэтому даже не думайте заставить себя не замечать его. Но плохо и другое: позволить ему овладеть вашим вниманием. Потому что тогда – тот же исход, тот же конец. Так что задвиньте смрад куда-нибудь в угол, спрячьте в чулан сознания, и пусть бушует и бесчинствует там.

В конце концов, драконщики нюхают и не такое.

К драконщикам ведь отношение особое и не вполне адекватное. Мало кто понимает, что мы делаем и как. Нам ставят задачу, мы выполняем задачу: добиваемся того, чтобы на этой скале или на той поселилась драконья семейка. А как мы это делаем, знает, наверное, один фермер из ста…

Когда-нибудь я напишу об этом книгу. Не сейчас. Скажу только, что три четверти нашей работы – это способность правильно и умело манипулировать со всяческими дурнопахнущими субстанциями. И только четверть – умение подкрадываться к гнёздам, воровать яйца, выхаживать и выкармливать младенцев… даже не буду говорить, чем. На жаргоне это называется «кисель».

Наконец я доползла до места настолько тёмного, что можно было попытаться рассмотреть, что там, за решёткой, оставаясь при этом относительно невидимой. И, в общем, я примерно догадывалась, что увижу…

И действительно, ничего неожиданного я не увидела. Стойла. Три – для взрослых особей, размещение по парам, и шесть вольерчиков для молодняка.

Судя по тому, как плотно заполнены были эти вольерчики, проблема размножения драконов в неволе была решена…

Мы просидели далеко за полночь, прикончив только одну бутылочку ячменного, но Армен пил явно через силу, морщась, ну и мне не хотелось обскакивать его в этом деле. Зато наговорились мы за все прошедшие годы, навспоминались; заодно я упомянул о младших Денисовых и их второй жизни на Юге, в Цаньяне, и что одного наверняка зовут Денис-бахчи Сифу; если выяснится, что это так и есть, а не какое-то дурацкое совпадение, то станут понятны некоторые загадочные эпизоды последней войны…

– Похоже, не последней, а предыдущей… – проворчал Армен и потянулся за бутылкой.

И мы стали конструировать и измышлять возможные причины, тайные рычажки и пружины, вероятный ход и возможные последствия этой новой войны, о которой нас с ним забыли предупредить и на которую решили не приглашать.

Мадам предложила мне одну из подруг, но я отказался, попросил только сделать массаж – и уснул прямо на массажном столе, вдруг обмяк и провалился в чёрную мягкую пропасть; проснулся поздним утром, почти в восемь. Служаночка, испуганная косоглазая девочка с косичками, сказала, что пытается разбудить меня уже в третий раз и вот собралась звать на помощь…

А вот интересно, спал бы я так безмятежно, если бы знал, что это последняя ночь старого мира? Что никогда больше не будет так, как было, а будет совсем иначе?

Наверное, хорошо, что не знал…

Позавтракав, мы с Макбетиком и ещё одним младшим клевретом Армена вылетели на двух вертолётах на мою ферму Коробок. До неё было чуть больше часа по прямой. Я летел и думал, что попал в какую-то дурную петлю непрерывности, мотаюсь туда-обратно, волоча за собой паутинку незавершённых поступков и отложенных проблем. Всегда, когда такое начиналось (и длилось, длилось, длилось…), я ощущал экзистенциальное сиротство, брошенность, полное одиночество среди подобных себе. Как однажды в детстве: наш учитель истории Ярослав Иванович Котур (это по имени какого-то его предка назван остров), вывел нас безлунной ночью в поле показать земное Солнце и другие звёзды, планеты которых входят в Конфедерацию… Он показывал, я смотрел и запоминал, и вдруг ни с того ни с сего меня пробила холодная отчаянная тоска; потом день ото дня мне становилось всё хуже, и я не знаю, до чего дошёл бы, но мать наконец сообразила, что со мной происходит неладное, и сумела всё выспросить и всё понять; она работала разработчиком коммерческих игр на телевидении, у нас ведь было телевидение, представляете? И говорила, что именно эта работа позволяет узнать о любом человеке всё, как бы он ни прятал своё нутро. Вот она и применила профессиональные навыки…