Аптекарская роза - Кэндис Робб

— А зачем он вообще сюда явился?

— Это вам лучше знать.

Под пронзительным взглядом Оуэна Дигби раскраснелся.

— Он разволновался, очень разволновался от моих расспросов про могилу Монтейна, — поторопился объяснить Дигби. — Но ему ничего не известно о том, кем был тот пилигрим. Если верить монаху, то к больному никто не наведывался.

— Выходит, мы по-прежнему не знаем, что заставляет нервничать нашего доброго лекаря. Вы ему верите?

— Верю. Он простодушен, несмотря на свой возраст. И серьезно относится к своему долгу.

— Монтейн похоронен в аббатстве?

Дигби с тревогой взглянул на него.

— Я бы не стал осквернять священную могилу.

— А я и не собирался просить вас об этом. Спасибо, Дигби. Вы порядочный человек.

Когда пристав ушел, Оуэн принялся расхаживать по лавке. «Он никак не мог раскрыть наш секрет». Святая Мадонна. И все же получалось, что Люси не знает имя пилигрима. Или, быть может, они обменивались между собой каким-то тайным кодом на тот случай, если их подслушивают? А вдруг у них какой-то другой секрет? Господи, пусть она окажется невиновной.

И все-таки она хранила тайну, причем общую с Вульфстаном. Ту самую, которую, как опасался старый лекарь, пристав мог раскрыть. И эта тайна имела отношение к смерти Монтейна. Как ни крути, вряд ли миссис Уилтон можно было назвать невиновной.

В комнату неслышно скользнул брат Микаэло.

— Сегодня, пока я был в лазарете, к старому маразматику явился ваш судебный пристав.

— Знаю.

Молодой монах вытаращил глаза, явно встревожившись, что случалось с ним редко.

— Значит, у вас в аббатстве есть еще какой-то друг?

— Как это мило, Микаэло, что ты ревнуешь. Но об этом визите мне рассказал сам лекарь. Старый дурак всполошился, с чего это вдруг для расспросов выбрали именно его. Того и жди, что он совершит промах. Я не могу этого допустить.

Микаэло пожал плечами и зевнул.

— Право, не пойму, с чего столько суеты вокруг этого Николаса Уилтона. Какой-то аптекарь. Вернее, даже торговец. — Он со вздохом опустился на стул.

— Когда-то он был так же прекрасен, как ты, мой дорогой.

— Но теперь-то разбит параличом.

— Молодость все-таки очень жестока.

— Вряд ли вы будете беспокоиться обо мне, когда я стану старым и больным.

— К тому времени меня уже давно не будет на этом свете.

— А если бы вы дожили до тех лет, то стали бы обо мне заботиться?

Ансельм отвел взгляд. Разумеется нет. Микаэло был близок с ним из жадности, не из любви. Ансельм был для этого монаха шансом спастись из стен аббатства. С Николасом дело обстояло совсем иначе. Николас когда-то любил Ансельма. Пока его не вспугнул аббат. И даже после того между ними сохранилась нежность. Такого, как Николас, больше ему не встретить, подобных людей просто не бывает. Но Ансельм нуждался в преданности Микаэло.

— Конечно, я бы заботился о тебе. Ты для меня очень много значишь.

Микаэло потянулся с довольным видом и поднялся.

— Мне нужно сделать что-то со старым маразматиком?

— Он действительно меня очень беспокоит.

— А что я получу взамен?

— Я шепну заветное словцо на ухо архиепископу. О том, что ты можешь оказаться очень полезным в качестве секретаря лорд-канцлера. Ты ведь об этом мечтаешь? Хочешь служить при дворе?

Микаэло подходил для такой жизни. В аббатстве он просто тихо сойдет с ума. Здесь он чувствует себя как в ловушке, и вино, которое готовит лекарь, — его единственная отрада.

Молодой монах просиял.

— А как быть с речной вонючкой?

— Я сам разберусь со своим приставом.

— Его видели с одноглазым валлийцем. В таверне Йорка. И в других местах.

Ансельм притворился, что не удивлен.

— Дигби еще тот плут.

— А этот валлиец довольно красив.

Ансельм пропустил последнее замечание мимо ушей. Микаэло был слишком ленив, чтобы лезть на рожон. Но в то же время не настолько ленив, чтобы не позаботиться о Вульфстане. Молодой монах знал, что ему не стоит разочаровывать Ансельма. Он не мог допустить, чтобы Ансельм рассказал аббату Кампиану или архиепископу Торсби о том, что его любимчик подворовывает по мелочам и идет на подкуп, чтобы избежать работы. Такое поведение служило бы плохой рекомендацией на тот пост, о котором он грезил.

— Аббатство — не лучшее место, чтобы проводить такую зиму, как эта. Смотри не простудись.

Микаэло надул губы.

— Я вам надоел.

— Вовсе нет, мой дорогой. Я только забочусь о твоем благополучии.

Когда Микаэло вышел, Ансельм заметался по комнате. Дигби предал его. Поттер Дигби, которого Ансельм поднял из грязи и вывел на дорогу добродетели. И вот теперь этот самый Дигби встречается с Оуэном Арчером в таверне у той стервы, строит козни совместно с одноглазым. И против кого выступает? Против человека, который спас его из прогнившего города и от ведьмы-мамаши. Плебей. Неблагодарное чудовище.

* * *

Брат Вульфстан возвращался от Уилтонов в полном изумлении.

Оказывается, благородный Джеффри был возлюбленным леди Д'Арби. С виду такой безвредный и добропорядочный. Когда в свое время Вульфстан услышал об этом адюльтере, то его воображение рисовало беспутного кавалера, наподобие Фицуильяма или Оуэна Арчера. Легкомысленного, хитрого, равнодушного к чувствам других людей. Но Джеффри был совсем не таким. Богобоязненным, добрым, воспитанным, внимательным. Как мог Джеффри предать сэра Роберта Д'Арби, человека, которому он служил? Вероятно, не будь Вульфстан монахом, ему было бы легче ответить на этот вопрос? У него даже мысли не возникло, что Джеффри когда-то познал близость женщины, о которой позже вспоминал с такой нежностью. Замужней женщины. Должно быть, именно этот грех и побудил Джеффри прийти сюда, чтобы искать примирения с Господом.

Но еще пилигрим говорил, что кого-то убил. Вульфстан тогда не придал этому значения. Джеффри ведь раньше воевал. Он, наверное, принял беднягу Николаса за кого-то другого. Или нет?

«Николас Уилтон стал мастером? Сын старика Пола? Не может быть. Вы ошиблись. Николас мертв вот уже пятнадцать лет».

Джеффри тогда почти разозлился, настаивая на своем.

А Вульфстан рассказал об этом Николасу.

Всевышний на небесах. Дева Мария и все святые. Ну с какой стати Джеффри пытался убить Николаса? Из ревности? Николас и леди Д'Арби были друзьями.

Вульфстан зашел в часовню. «Всевышний, — молился он, стоя на коленях на холодных камнях, — помоги мне понять. Укажи, что мне делать».