Тайна лабиринта. Как была прочитана забытая письменность - Маргалит Фокс
Шрифт:
Интервал:
Любовь Доротеи к прекрасному, которую она привила сыну, позволила ему пойти другим путем: Майкл стал готовиться к карьере архитектора. За советом он обратился к Брейеру. Брейер порекомендовал ему школу при Архитектурной ассоциации в Лондоне. Семнадцатилетний Вентрис поступил туда в январе 1940 года.
Когда война пришла в саму Англию, Доротея, и в лучшие времена женщина хрупкая и нервная, впала в депрессию. “Во время Первой мировой войны она потеряла брата, ее муж был мертв, – писал Эндрю Робинсон. – Отец приехал в Лондон как беженец, а ее единственного сына… вот-вот призовут на войну”. 16 июня, менее чем за месяц до 18-летия Майкла, Доротея приняла смертельную дозу барбитуратов в приморском отеле в Уэльсе. “Вывод коронера, – пишет Робинсон, – был таков: самоубийство в результате нервного расстройства”. До конца своих дней Вентрис, добавляет Робинсон, не говорил о случившемся тогда. После смерти матери Вентрис некоторое время жил у друзей семьи, а потом вернулся в Хайпойнт.
В следующие месяцы Вентрис учился в архитектурной школе и продолжал работать над статьей о минойцах, что, несомненно, позволяло ему забыться. Готовя статью, он уничтожил два черновика. В декабре 1940 года 18-летний Вентрис отправил ее в “Американский археологический журнал” с сопроводительным письмом:
Прилагаю к настоящему письму статью. Буду благодарен, если вы рассмотрите ее для публикации в своем журнале. Она содержит результаты пятилетнего изучения языка и письменности минойской цивилизации и предваряет полную дешифровку надписей.
Я выдвинул и попытался доказать теорию, что этот догреческий эгейский язык – диалект, тесно связанный с этрусским, и я уверен, что, следуя предложенному методу, можно полностью решить эту экстраординарную проблему.
Я планировал сделать статью несколько короче, но, когда я закончил работу, то понял, что ее невозможно сократить сильнее, чем она есть сейчас (около 15 тыс. слов), не выпуская при этом сущностно важного материала…
Журнал сразу же принял статью и опубликовал ее в последнем номере 1940 года под названием “Введение в минойский язык” и с подписью “М.Дж. Ф. Вентрис”. Как отмечает Томас Палэма, эта статья умозрительная и “почти абсолютно бесполезная… и из-за необоснованности предложенного метода, и, собственно, самой дешифровки, демонстрирующей, что предположения автора ошибочны”. За исключением положенной в основу этрусской концепции (разумное предположение, учитывающее географические и исторические реалии), статья Вентриса мало отличалась от догадок корреспондентов Кобер.
Поразительно, отмечает Палэма, что Кобер, составляя большую библиографию статей о линейном письме Б к своей статье 1948 года “Минойская письменность: факты и теория”, не принимает во внимание статью Вентриса 1940 года. Возможно, она сделала это из презрения к очевидно любительской работе. Но, может быть, она сделала это из милосердия, полагает Палэма, – чтобы избавить Вентриса от напоминаний о юношеских опытах.
Во время учебы в архитектурной школе у Вентриса начался роман с одногруппницей. Лоис Элизабет Нокс-Нивен (друзья называли ее Бетти, или Беттс) была на несколько лет старше Вентриса. Письмо, которое написал 19-летний Вентрис другу семьи Науму Габо в начале 1942 года, отражает характерное сочетание сдержанности, честности и сухого остроумия:
Кажется, если все пойдет нормально, у нас будет ребенок примерно в ноябре следующего года – по крайней мере, Беттс передумала и хочет его оставить. Я не думаю, что было бы правильно прерывать новую жизнь, когда мир так нуждается в ней, независимо от риска. Социальная политика вмешивается в наши дела, и мы пытаемся решить этот вопрос. Но это все строго конфиденциально!
Майкл и Лоис поженились в Лондоне в 1942 году, а их сын Никки (“чудеснейший подарок из принесенных св. Николаем”, – записал Вентрис) появился на свет в начале декабря.
Когда родился сын, Вентрис был на войне: летом 1942 года его призвали в ВВС. Его письма Лоис из учебных лагерей, сначала в Англии, а затем в Канаде, выдают почти холмсовское рациональное устройство ума, ненасытное любопытство, юношеский романтизм, страстный гуманизм, дискомфорт от общения и – глубоко скрываемую нежность. Из лагеря в Йоркшире вскоре после рождения Никки 19-летний Вентрис пишет жене:
Сейчас я занимаюсь изготовлением массы пронумерованных ярлыков для доски в канцелярии. На них значится, кто где – в госпитале, в увольнении и т.д. [Ниже Вентрис нарисовал ярлык –
: кажется, это предшественник ярлыков, которые помогут ему сортировать знаки линейного письма Б.]…
В перерывах и по вечерам я много занимаюсь самообразованием, но меня все сильнее раздражают чужие привычки. Люди приносят еду в библиотеку… их тяжелое дыхание, причмокивание… бесят меня, а есть и такие, кто все время трясет стол или, выходя, оставляет дверь открытой, а еще выстукивает ритм ногами…
Но все же я создал для себя, насколько смог, интеллектуальный оазис и только сейчас начал чувствовать, что могу вообще о чем-нибудь думать. Полагаю, что Никки – главная причина. Я намеренно не конкретизировал свои убеждения последние несколько лет – но став отцом, каждый хочет сделать свои идеи более определенными. Сделать это я могу, лишь постепенно находя важные для меня факты и понятия, а для этого я должен просматривать множество книг по многим темам. Я чувствую, что трачу время, читая художественную литературу и то, что не является документальным отражением жизни… Всякий… должен, прежде чем обучать своих детей, сам овладеть знанием. Вот почему я хочу знать основы всех этих дисциплин: из чего состоит материя; основы элементарной физики и химии; развитие Земли; как устроены растения и животные, и как они произошли из одной клетки; как развивался человек, и как он изобрел орудия труда; как развивалось общество; краткое описание мира: что происходит в различных странах, что они производят; как живут в разных странах; как развивалась наша цивилизация, и в каком она состоянии сейчас; какой техникой и изобретениями мы располагаем, как они появились и как работают – и то же самое касается всего, сделанного руками человека; как функционирует наше тело; как работает наш ум; и, наконец, каковы условия дальнейшей эволюции.
Это большая программа, и не все это сразу стоит вкладывать в ребенка. Но, я чувствую, ответственный человек, который не имеет ясных общих представлений обо всем этом, о том, каким был и является сейчас мир [включая несколько основных языков, чтобы понимать других людей], совершенно невежествен и не в состоянии помочь в осмыслении мира…
Таково мое отношение к этому сейчас. Прости, что это звучит как проповедь, но письмо – это неизбежно односторонняя дискуссия. И вот мысленный образ: ты вместе с Никки сидишь в прекрасном свете…
В программу своего “самообразования” Вентрис включил столько языков, сколько смог. Одним из них был русский, который он учил самостоятельно, чтобы писать Габо на его родном языке. “Мое знание [русского] языка постепенно улучшается, – сообщал Вентрис жене, – хотя я могу заниматься всего пару часов в неделю. Тем не менее скоро я смогу с ходу прочитать простенький текст. Когда я буду знать и испанский (самый простой из всех), у меня будет пять европейских языков, на которых говорит большинство людей”.
Поделиться книгой в соц сетях:
Обратите внимание, что комментарий должен быть не короче 20 символов. Покажите уважение к себе и другим пользователям!