Княжич Олекса. Сказ второй - Анна Архипова

шатер, Александр призвал к себе Савву и Ратмира. Вначале он пригрозил, что, ежели разболтают они кому-нибудь то, о чем он сейчас скажет, то пожалеют они горько о своей доле! Он, княжич, может сделать так, что князь-отец повесит их обоих без всякого дознания. А если не хотят они закончить жизни свои молодые как последние собаки, то нужно им держать языки за зубами и исполнять то, что он им прикажет.

А прикажет он им вот что.

Ратмир, который и ростом и шириной плеч лишь немного превосходил Александра, в день битвы с ливонцами облачится в княжеские доспехи и сядет на его вороного коня. Железная бармица, которая крепится к золоченому шлему Александра надежно скроет лицо Ратмира, оставив на виду лишь небольшую прорезь для глаз — и никто вокруг не сможет заметить подмены. А сам княжич наденет доспехи своего копьеносца и встанет рядом под видом слуги. А Савва должен будет обращаться к Ратмиру как к своему господину и старательно убеждать окружающих в том, что перед ними воистину находится сам Александр.

Александр представил дело так, будто опасался он за свою жизнь и поэтому захотел обезопасить себя такой подменой. Скажи княжич слугам, что собирается он в пылу драки незаметно оторваться от сотни Миронега Ефроновича и углубиться в самое пекло сечи — то донесли бы Савва и Ратмир тотчас Ярославу о его намерениях. Ибо страх перед наказанием со стороны князя Ярослава, безусловно, оказался бы сильнее угроз Александра. Потому княжич предпочел выставить себя трусом, рассчитывая убедить слуг выполнить его требования — и тем самым отделаться малой кровью. Хоть по лицам ратников заметно было, что страшно им исполнять повеление своего господина, ослушаться его они не посмели.

В день сечи, когда вышли латиняне на лед реки Омовжи, облачился Ратмир в сверкающие княжеские латы и забрался на коня Александра. Сам княжич, чье лицо тоже закрывала плотная бармица, встал с копьем по правую его руку. А Савва, удерживая над ними черный стяг с лицом Спаса Нерукотворного, встал по левую руку от Ратмира. Их окружала сотня воеводы Миронега Ефроновича, в которой каждый ратник был предупрежден следить в оба глаза за передвижениями княжеского сына. Надежно скрывший свое лицо за бармицей, Александр прятал свои серо-зеленые глаза от окружающих и улыбался в предвкушении сечи.

Наконец-то он сможет без помех со стороны своих телохранителей ввязаться в бой! Хватит с него постоянной опеки! Хватит беречь его от опасности! Теперь он докажет всем — а особенно отцу и Мусуду! — что не ребенок он больше и что по плечу ему биться наравне с ратными мужами.

Сердце Александра билось учащенно, а когда разнесся над заснеженной округой тугой гул боевого княжеского рога, то и вовсе замерло от восторга. Срединные русские полки пришли в движение, выступив в сторону приближающегося строя латинян.

Битва на Омовже началась.

12. КРЕЩЕНИЕ БОЕМ

Вот и настал момент битвы, чего так дожидался Александр!

Ливонское войско, выстроившись в длинную шеренгу, двигалось по руслу Омовжи, постепенно набирая скорость и готовясь врезаться в пешие русские полки. Впереди латинской рати ехали тяжеловооруженные конные всадники, выставив вперед копейные древки. Александр был наслышан об этой военной тактике ливонцев: они ставили хорошо вооруженных конников впереди и по флангам строя — с тем расчетом, что, налетев на вражеские полки, всадники сомнут их своим напором и прорвут строй. А под прикрытием конников шли пешие воины, вступавшие в бой в рассеянными первым натиском противниками. Такой боевой порядок не единожды приносил ливонцам победу в битвах на открытом пространстве — и знал об этом также и отец княжича, князь Ярослав.

Младшая княжеская дружина, состоявшая из еще молодых и малоопытных ратников, первой встретила натиск ливонских рыцарей. Устоять против конного вражеского строя она, конечно, не смогла и ливонцам быстро удалось прорвать строй — конники прорезали дружину как нож масло, топча русских ратников и раскидывая их в стороны ударами копий. Двигавшиеся под прикрытием рыцарей пешие ливонские полки тут же бросились в бой, стремясь рассеять княжеских воинов и добить их. Несмотря на сокрушительный натиск латинян, ратники из числа младшей дружины отчаянно рубились с противниками, помня наказ воеводы — во что бы то ни стало втянуть врагов в яростную драку, заставив их нарушить боевой порядок.

Старшая дружина не вступала в бой, ожидая, когда ударный конный строй пройдет сквозь выставленные вперед младшие полки. И только когда латинские всадники оказались прямо перед ними, ратники старшей дружины приняли удар на себя. Здесь ливонские конники встретили куда более ожесточенное сопротивление — матерые пешие дружинники превосходно знали, как нужно бороться с всадниками. Ловко они подсекали мечами и топорами ноги лошадям, вынуждая тех или падать или вставать на дыбы от боли, сбрасывая на речной лед своих закованных в латы всадников — а там дело довершал удар булавы или копья. Очень скоро конные ряды латинян потеряли плотность строя и, разомкнув ряды, оказались в гуще сечи, отбиваясь от попыток русских ратников взять в окружение каждого всадника по отдельности и опрокинуть его с лошади.

«Крылья» конной дружины, выполняя приказ князя Ярослава, стояли позади старшей дружины на правом и левом берегу. Конница выстроилась узким строем, который мешал врагам разглядеть численность княжеских всадников. «Крылья» не вступали в битву, дожидаясь условленного сигнала князя и, придерживая бьющих копытами коней, следили за разгоревшейся на льду схваткой.

Но вот над округой снова затрубил боевой рог — Ярослав дал сигнал расправить «крылья».

Александр протянул Ратмиру княжеское копье, чье древко и наконечник были затейливо расписаны золотом. По обычаю, князь должен был поднять копье вверх, перед тем как повести дружинников в бой. Ратмир принял из его рук копье и поднял его как можно выше. Тоже самое сделал Федор, состоявший в сотне другого воеводы и находившийся на отдалении от Александра. Левое крыло конной дружины ожило и пришло в движение.

На ходу меняя боевое построение, конница раздалась вширь, полностью заполонив речные берега — это и вправду походило на расправленные крылья птицы. Конная дружина обошла центр битвы с флангов, а потом, выставив вперед копья, ударило войско врага справа и слева. Как и говорил князь Ярослав — крылья превратились в волчью пасть, ощерившуюся, словно зубами, сотнями и сотнями копий. И пасть эта сомкнулась вокруг латинян, проглатывая их целиком.

Сотня Миронега Ефроновича вступила в бой, наседая на растерявшихся от неожиданного натиска с флангов. Воевода и его дружинники старались не терять из виду черный стяг Александра