История любви в истории Франции. Том 3. В интимном окружении королев и фавориток - Ги Бретон

Генрих IV следовал за ней на небольшом расстоянии, и утром 28 марта они оба были под стенами Амьена.

Двадцать тысяч человек уже находились вблизи места будущего сражения, в огромном военном лагере, ощетинившемся знаменами и хоругвями, которые развевались на весеннем ветру. Габриэль приказала установить ее кожаную палатку неподалеку от палатки короля и принялась высказывать советы по поводу военных операций, что очень скоро привело к большому конфузу.

Впрочем, присутствие фаворитки забавляло солдат, которые между собой сочиняли похабные песни и, не стесняясь, говорили, что их лагерь превратился в бордель. Как ни странно, эта грубая шутка сильно развеселила короля.

— Надо же, чтобы они себя чем-то заняли, — говорил он.

Испанцы, владевшие значительными ресурсами, остерегались выходить из укрытия, поэтому французы, у которых не было артиллерии, не могли атаковать. Каждая сторона, таким образом, оставалась на своих позициях. Вскоре находчивые торговцы, поняв, что осада обещает быть долгой, прибыли вслед за армией, со своими переносными лавчонками, чтобы чем-нибудь порадовать военных. «Не было, кажется, ничего, вплоть до кабаре, таверн и парижских кухонь, — пишет Легрен, — что бы не было доставлено в армейские палатки и украшено тем же флагом, какой развевался в столице. Говорили, что лагерь превратился во второй Париж, заново построенный около Амьена».

Этот удивительный лагерь очень быстро принял вид гигантской ярмарки, и окрестное население толпами прибывало посетить ее. Множество девиц приходило поразвлечься с солдатами. Пораженные испанцы, глядя на все, что творится, с высоты городских стен, ломали голову, по какому случаю внизу ярмарка и гулянье.

В лагерь приезжали даже дамы и парижские аристократы, которым безумно интересно было познакомиться с атмосферой осады. Габриэль д`Эстре, выступая в роли хозяйки дома, водила их по разным кварталам, рассказывая, как действуют пушки, и со знанием дела знакомя с работой саперов. После этого она приглашала наиболее почетных гостей к себе в палатку на обед, и светская жизнь продолжалась.

Нечего и удивляться, что в этих условиях осада длилась более шести месяцев. Только 19 сентября испанский гарнизон, истощенный и деморализованный, согласился сдаться.

Габриэль немедленно вернулась в Париж, чтобы подготовить триумфальный приезд короля. Она должна была быть довольна, события пошли ей на пользу: во время одной вылазки убили артиллерийского командира, и она добилась, чтобы ее отец, Антуан д`Эстре, получил эту очень важную и доходную должность погибшего, кроме того, купив за сто двадцать тысяч экю графство Бофор, она страшно обрадовалась, когда в день победы король своим указом превратил графство в герцогство, а владельцев в наследственных пэров. Отныне она становилась герцогиней.

[66]

Радость, правда, была недолгой. Вернувшись из-под Амьена в Париж, она узнала, что ее называют «помойной герцогиней»…

Это ее обескуражило. Однако ни издевки, ни оскорбления не в состоянии были умерить ее алчность. Как только закончились военные действия в Пикардии, она обратила внимание короля на Бретань, удерживаемую последним мятежником королевства, герцогом де Меркером.

— Надо отправляться в Анжер и начинать переговоры о почетном мире, — сказала она.

В начале 1598 года Генрих IV отбыл в Бретань во главе армии и в сопровождении Габриэль, которая снова была беременна.

Не подумала ли фаворитка, наконец, о Франции? Нет. Она просто хотела женить своего сына Сезара на Франсуазе, единственной дочери герцога де Меркера, одной из самых богатых наследниц в королевстве.

В Анжере она сама вела переговоры и добилась, чего хотела, «с ловкостью, которой от нее никто не ждал».

Брачный контракт двух детей был подписан 5 апреля. После этого герцогиня де Бофор сразу отправилась в Нант, чтобы немедленно вступить в должность губернатора Бретани, которую герцог де Меркер отказал в пользу Сезара… Она ликовала. И снова радость была омрачена ядовитыми нападками протестантов, которые ненавидели ее, открыто обвиняли в обогащении за счет государства и требовали немедленной опалы. И тогда, чтобы их умилостивить, она убедила короля подписать 13 апреля знаменитый Нантский Эдикт, означавший конец религиозной войне[67].

В который уже раз она благодаря своей хитрости выигрывала партию…

У Габриэль был чудный нрав: не успели просохнуть чернила на документе, ставившем точку в религиозных войнах во Франции, как она сразу же удалилась в свою комнату, приказала вызвать короля… и тут же родила ему очередного мальчугана

Второго сына назвали Александр и дали титул «Монсеньер», как наследника Франции.

Генрих IV снова был без ума от счастья. Разговаривая с кем-нибудь из самых близких ему людей, он не мог отказать себе в удовольствии, чтобы не сказать со смехом:

— Вот кто заменил мне королеву Маргариту, которая была бесплодна как пустоцвет…

Фраза легкомысленная, без сомнения, и к тому же неучтивая, но она свидетельствовала о глубоко запрятанной печали монарха, потому что Марго вызывала у него неприязнь куда больше именно своим бесплодием, чем своими изменами. А будущее династии его очень заботило. После его смерти сторонники Лиги, конечно, возражали бы против коронования Сезара, не поддавшись уговорам герцога Майеннского[68], и поддерживали притязания молодого принца Конде. Из этого могла разгореться новая гражданская война.

Во избежание очередных несчастий Франции Генриху необходимо было добиться от папы расторжения своего брака и скорейшего разрешения жениться на Габриэль.

Приняв решение написать в Рим, Беарнец пришел в отменное расположение духа и в предвкушении скорой женитьбы провел ночь с м-ль де Фоссе, очаровательной блондинкой, явно желавшей ему добра.

На другой день он вызвал Сюлли, который и рассказал в подробностях происшедший между ними разговор. После нескольких замечаний политического характера король с видимым безразличием заговорил о том, что волновало его до глубины души: