Колесо сансары - Владимир Контровский

Он встал из-за стола, подошёл к вешалке, запустил руку во внутренний карман куртки и извлёк оттуда заветную коробочку.

– Ты знаешь, Лизет, мне тут попала в руки одна занятная штучка. Ты у нас натура художественная, - Жерар постарался, чтобы в голосе его не прозвучало ни малейшей иронии, - так что посмотри. Мне интересно знать твоё мнение.

И с этими словами он протянул коробочку Элизабет.

Девушка приняла из рук отца футляр, откинула крышку, и лицо её каким-то волшебным образом переменилось: так меняется день, когда тёплый ветер быстро разгоняет затянувшие небо хмурые тучи, набрякшие дождём.

– Какая прелесть, папа! Какая прелесть…- тонкие пальцы мадемуазель Рану осторожно коснулись амулета. Она взяла украшение, положила его на ладонь и повернула к свету, чтобы рассмотреть получше. - Просто прелесть! Где ты взял это чудо? Я сейчас посмотрю, у меня там где-то есть один из последних каталогов художественных изделий…

Лизетта быстро поднялась и удалилась к себе, не выпуская из рук "игрушку" и не дождавшись ответа отца. От недавней скорби не осталось и следа.

– Бедная девочка! - вздохнула мадам Рану. - Ей снова так не повезло! Её никто не понимает, а она принимает всё так близко к сердцу… И этот Клод, он оказался таким мерзавцем! А ты умница, дорогой: Лизетта обрадовалась, как ребёнок!

– А кто такой Клод? - пропустив мимо ушей общие рассуждения Анн-Мари о несправедливости жизни по отношению к Элизабет, профессор привычно вычленил из сказанного женой информативную составляющую.

– Как? Ты не знаешь, кто такой Клод? Это же возлюбленный Лизетты, я так радовалась за неё, такая любовь! В наши дни нечасто встретишь…

– Возлюбленный? Который?

– Как это "который"! - возмутилась мадам Рану. - Ну нельзя же быть таким невнимательным и настолько равнодушным к жизни единственной дочери! Он художник, ты его видел, Лизетта от него без ума, а оказалось, что он женат, двое детей, и…

– Дорогая, - профессор Рану прекрасно знал по опыту, что если уж его супруга начнёт распространяться по поводу мужского коварства и женской беззащитности перед этим коварством, то это очень надолго, - чтобы запомнить всех возлюбленных Элизабет, человеческой памяти недостаточно, здесь требуются возможности хорошего компьютера. Что поделаешь, Лизет так влюбчива! Или пора классифицировать её избранников по отрядам и подвидам, как это делают зоологи…

– Сухарь! У тебя нет сердца! А если ты так шутишь, то шутка эта не из самых удачных твоих шуток! Лизетта искренне страдает, а тебе… Ты со своей наукой совсем не замечаешь жизненных проблем! Конечно, с высохшими черепами общаться легче! А когда наша бедняжка…

Но в это время назревавший семейный скандал прервался самым неожиданным образом - из комнаты Элизабет до слуха четы Рану донесся нечленораздельный вопль их дочери, сменившийся приглушёнными всхлипываниями, переходящими в полноценное рыдание.

Анн-Мари и Жерар кинулись на этот вопль, и когда они ворвались к дочери, то увидели её сидящей на полу в состоянии полной прострации. Лизетта уставилась круглыми от крайнего изумления и страха глазами в погасший экран стоящего в углу комнаты телевизора, а перед ней валялся амулет. И камень амулета ожил - он светился мягким голубоватым светом.

* * *

"Проклятые пробки! Если бы создатели первых автомобилей знали, чем всё это кончится, они наверняка не так рьяно стали бы трудиться над своим детищем!"

Эта мысль в который уже раз посетила профессора Рану, безнадёжно застрявшего в растянувшемся на несколько километров дорожном заторе. Жерар нервно барабанил пальцами по рулю и ждал, пока очередная пробка рассосётся - ничего другого ему не оставалась делать.

"Надо же, Лилль гораздо меньше Парижа, и машин меньше, а задержки зачастую случаются такие, что и в столице не снились! А старина Прево ждёт, уже звонил дважды. Ещё бы! После того, как я намекнул ему, что везу с собой нечто совершенно необычное, старик места себе не находит! Чёрт, уже третий час пополудни…".

Марсель Прево принадлежал к той породе людей, которая часто встречалась раньше, встречается теперь и, надо надеяться, будет встречаться в будущем. Посвятивший всю свою жизнь стяжательству и сколотивший себе солидное состояние игрой на фондовой и валютной биржах, мсье Прево на склоне лет задумался о вечном. Нет, он не сделался религиозным в привычном понимании этого слова - Марселя Прево заинтересовало то, что именовалось эзотерической системой мироощущения. Обладая практическим складом ума (без этого не сделаешь деньги), он отнюдь не стал оголтелым поклонником новомодных экстрасенсов и колдунов, ясно различая весьма значительную примесь самого заурядного шарлатанства и вымогательства в их среде.

Нет, Прево подошёл к проблеме серьёзно. Он придирчиво и кропотливо подбирал факты, которые могли хоть как-то быть обоснованы, и привлекал к этой работе серьёзных специалистов - таких, например, как профессор истории и археологии Жерар Рану. И за хорошую работу бывший биржевой спекулянт платил хорошие деньги - он считал это вполне естественным. Созданный им Фонд Прево финансировал не только изыскания историков, философов и психологов, но и солидные исследования в области человеческого сознания, предпринимаемые с использованием самых современных технических методов познания. Занимался Фонд и благотворительностью, но это уже так, а propos.

"На любой вопрос можно найти ответ!" - таково было любимое выражение Марселя Прево, и этот девиз красовался в офисе Фонда. Жерар не ошибся в своём выборе - бизнесмен Прево являлся именно тем человеком, к которому можно и нужно обращаться по поводу Непонятного, не рискуя с ходу нарваться на прохладный скептицизм или чего похуже.

От ошеломлённой Элизабет удалось добиться немногого, но и того, что она рассказала, для Жерара Рану оказалось более чем достаточно.

Сначала не произошло ничего особенного. Единственное, что отметила девушка - пока она держала амулет в руке, она ощущала удивительное спокойствие и умиротворённость, и все её беды показались ей ровным счётом ничего не значащими мелочами.

Придя к себе, Элизабет положила амулет на кушетку и принялась рыться в комнате в поисках каталога. Мадемуазель Рану всегда создавала и поддерживала в своей комнате художественный беспорядок, и найти среди этого хаоса нужную вещь никогда не было простой задачей.

А потом раздался тихий мелодичный звон, она обернулась и увидела валяющийся на полу (а не на кушетке!) амулет, испускавший голубоватое свечение и… оживший экран телевизора. Когда же до неё дошло, что она видит на этом непонятно как включившемся экране, Лизетта испустила тот самый вопль-визг, на который и примчались её родители.

– Папа, это было страшно! - всхлипывала она. - Нью-Йорк, понимаешь, Нью-Йорк… Американцы так любят показывать вид на Манхэттен именно в этом ракурсе. Стив говорил мне, что если смотреть от статуи Свободы… И эти, как их, небоскрёбы… Башни World Trade Center, понимаешь, да? Так вот, эти здания… А потом - самолёт! Он развернулся и врезался в башню! А потом она развалилась! Столько дыма и пыли! И люди - они бежали и кричали, и их лица…