Чёрный фимиам - Алена Харитонова

раз головокружение оказалось очень сильным. Стиг покачнулся и привалился плечом к колонне, чтобы не упасть. Мир вокруг раскачивался, а пол уходил из-под ног. Мечник сделал несколько неуверенных шагов в сторону пустого кресла и буквально упал в него. Отвратительная тошнота поднялась к самому горлу.

— Пей, — Безликий мягко подвинул к мечнику чеканный стакан. — Полагаю, раз ты воззвал из такой дали, значит, были причины. Мне не терпится их узнать.

Взять стакан Стиг смог только с третьего раза — так у него двоилось в глазах. Сделал несколько глотков пряного вина и почувствовал, как отступает слабость. Терпкий напиток постепенно возвращал силы. Комната уже не кружилась перед глазами, мраморный пол не раскачивался, словно палуба в шторм, в голове прояснялось.

— Господин…

— Рассказывай, — нетерпеливо оборвал Истр.

Стиг передал всё, что узнал от вельдов про молодого вальтарийского вольноотпущенника Сингура и его немую сестру. Про то, что вальтариец умеет видеть дорогу, знает наперед об опасностях, подстерегающих на ней. Не забыл уточнить, что, по его мнению, Сингур всё-таки беглый и, возможно, колдун. В завершение сообщил: вельды возвращаются в сопровождении мечников, балагану обещана защита от Теней.

Безликий внимательно слушал, а потом произнёс:

— Сегодня пришел матрос, узнавший нашего беглеца. Он видел бой с Железным лбом и вспомнил, где видел Чужака прежде. Его действительно зовут Сингур, и восемь лет назад он бился на арене в Вирге. Был знаменит. Про него там знал каждый, кто любил бои. Начинал ещё на аренах Шиана.

— Восемь лет? Он выглядит младше меня. Сколько же ему тогда было?

— Полагаю, чуть меньше, чем тебе сейчас, — ответил Истр. — Внешность не всегда соответствует прожитым годам. Куда больше мне любопытно, как может боец с арены видеть Пути и путать след. А ещё — где он, убегая, мог украсть диковинный перстень, — Безликий не дал Стигу вставить слово и с нажимом повторил: — Украсть, украсть. И совершенно точно — диковинный. Если бы он знал о его истинной ценности, то не бегал бы по крышам и вряд ли бы дрался на кругах. И ещё. Этот Сингур, скорее всего, не колдун.

— Тогда мне уже не так стыдно, что мы дважды его упустили, — вздохнул Стиг.

— Да, — усмехнулся Безликий, — ловить видящего Пути… очень увлекательное, но совершенно бессмысленное занятие. Скажи, если вы встретитесь, и он не почувствует в тебе угрозы, то согласится поговорить? Как думаешь?

— Думаю, согласится, — после недолгих размышлений ответил мечник. — Он был зол на Энаю и её просьбу, а не на меня. Да, в общем, и не зол, просто плохо ему было.

— Тогда завтра с утра надо объявить, что Храм снимает награду за знания о Чужаке, но приглашает его встретиться, чтобы поговорить. Подумай, где удобнее беседовать с таким человеком.

— Хорошо, — Стиг поднялся, голова уже не кружилась. — Господин, позвольте мне уйти отсюда своими ногами.

Истр рассмеялся.

— «Позвольте!» — передразнил он Стига. — Новый перенос лишит тебя сил на несколько дней, не меньше. А твою юную невесту вряд ли это порадует.

* * *

Она открыла глаза и долго не могла понять, где находится. Стояла непроглядная тьма, было душно, хотелось раздеться, хотя из одежды была только нижняя рубаха.

Где она? Почему так темно? Мелко-мелко дрожали руки, и сосало под ложечкой. А ещё казалось, будто у неё забрали что-то очень важное, что-то ценное, без чего невозможна жизнь, вот только никак не получалось вспомнить — что именно.

Темнота оказалась очень тесной: от стены до стены не более трех шагов. Время шло, но никто не приходил. Девушка прикорнула на тонкой подстилке, на которой очнулась, и незаметно уснула.

Проснулась оттого, что в крошечной каморке загорелся свет. Трещала и чадила масляная лампа в руках человека в одеянии красно-оранжевого цвета. Лицо человека скрывал глубокий капюшон.

— Кто ты? — спросила девушка, чувствуя, как по рукам поднимается волна ледяных мурашек, странная в здешней духоте.

— Правильнее было бы спросить: кто ты? — негромко произнес человек.

Она испугалась. И правда: кто она? Где она? Что это за место?

— Я… не знаю…

— Всё уже закончилось, — успокоил ее человек. — А ты — это просто ты. Тебя зовут Тали.

Имя показалось чужим. Но человеку виднее. Тали — значит, Тали.

— А теперь поднимайся и следуй за мной.

Девушка встала. Стараясь держаться на безопасном отдалении, пошла за человеком, ступая босыми ногами по каменному полу. Снова сделалось душно.

Человек привёл её по длинным тёмным коридорам в просторную комнату с мягкими тюфяками на полу, озарённую золотистым сиянием масляной лампы. На одном из тюфяков спал мужчина. Услышав шаги, он открыл глаза и сел.

Тали настороженно посмотрела на незнакомца. Он был молод. Бледен. С сильно отросшими тёмными волосами, короткой чёрной бородой и неожиданно яркими синими глазами.

— Это кто? — спросил он хриплым со сна голосом.

— Людям нужны люди, — объяснил пугающий спутник Тали. — Мужчинам нужны женщины. Это женщина. Для тебя. Она молода, хорошо сложена, ты должен быть доволен.

У Тали каменный пол закачался под ногами. Она попятилась к выходу, но ледяная рука уперлась ей в лопатки:

— Ты теперь живёшь здесь. Слушайся.

И что-то было в этом голосе такое, отчего мятеж в груди погас, уступив место смирению.

— Ты хороший проводник, — сказал синеглазому мужчине человек в капюшоне. — За хорошую службу надо награждать.

Он толкнул Тали в спину:

— Иди.

Она сделала несколько коротких шагов и остановилась посреди комнаты.

Сзади прошуршала одежда — человек в длинном одеянии вышел.

Мужчина задумчиво посмотрел на девушку, спросил:

— Как тебя зовут?

— Не знаю. Он, — кивнула девушка в сторону ушедшего, — сказал, что Тали.

— Садись.

Тали послушно опустилась на тюфяк, который находился подальше.

— Ты голодная?

— Не знаю. Нет.

— На столе еда. Ешь, если хочешь.

Она посмотрела на низкий стол, на котором лежали лепёшки, масло в пузатой глиняной пиале и сыр. Послушно отломила кусочек хлеба, обмакнула в масло, пожевала. Вкусно.

— Откуда ты? Как сюда попала? — спросил мужчина.

— Не знаю, — снова ответила Тали. — Не помню.

— Почему ногти сломаны?

Девушка посмотрела на свои руки, с удивлением отмечая, что ногти и вправду у неё безобразные, а пальцы исцарапаны:

— Не помню…

— А что ты помнишь? — спросил он.

Лишь теперь Тали в ужасе поняла, что ни-че-го.

Так она и ответила:

— Ничего.

— Болит что-нибудь?

Девушка прислушалась к себе:

— Нет.

— Хорошо.

Он опрокинулся обратно на тюфяк и заснул.

Тали поела и тоже легла. Сытое успокоение утянуло её в сладкую дрёму.

Проснулась она в полном одиночестве. Снова перекусила. Лепёшки даже не зачерствели. Она съела одну и чуть-чуть сыра. Остальное оставила мужчине.

А