Омерта - Марио Пьюзо

Асторре уже повернулся к телохранителям Лимоны и продолжил стрельбу. К нему присоединились его люди. Через несколько секунд на полу лежали еще четыре трупа.

Бьянко в изумлении уставился на Асторре.

— Лев покинул виллу, — сказал тот, и Бьянко понял, что их заманили в ловушку.

— Теперь ты должен быть предельно осторожен, — он указал на лежащего на полу Лимону. — Его друзья попытаются тебе отомстить.

Сильный человек может быть верным, но только это не всегда уберегает его от беды. Так случилось и с Пьетро Фиссолини. После того случая, когда дон, пойдя против своих принципов, проявил милосердие, Фиссолини ни разу не предал дона, зато предал собственную семью. Он соблазнил жену племянника Альдо Монцы. И произошло это через много лет после похищения дона, когда Фиссолини уже перевалило за шестьдесят.

Такой глупости от него никто не мог ожидать.

Соблазнив жену племянника, Фиссолини тем самым потерял право возглавлять свой клан. Потому что в любой части мафии, желающей сохраниться единым целым, семья всегда ставилась во главу угла. Ситуация осложнилась тем, что жена Монцы приходилась Бьянко племянницей. И если бы муж отомстил жене за измену, Бьянко этого бы не потерпел. Так что мужу ничего не оставалось, как убить своего любимого дядю и главу клана. В двух провинциях могла начаться кровавая резня. Асторре запросил инструкций у дона.

Ответ пришел быстро: «Один раз ты его спас и теперь реши его судьбу».

Альдо Монца был одним из самых влиятельных членов cosca. В свое время дон даровал жизнь и ему. Поэтому, получив приказ Асторре, он тут же явился в деревню дона. Асторре попросил Бьянко не участвовать в разговоре с Монцой, заверив его, что он сам обеспечит защиту племянницы.

Для сицилийца Монца был очень высоким, под шесть футов. С детства он привык к тяжелому труду, поэтому грудь, руки, плечи бугрились могучими мускулами. Но кожа так плотно облегала голову, что она напоминала череп. Так что многих от взгляда на него бросало в дрожь. В клане Фиссолини он был самым умным и образованным: выучился в Палермо на ветеринара и практически всегда носил с собой саквояж с инструментами. Животных он любил, и ему частенько приходилось их врачевать. Однако сицилийский кодекс чести он чтил не меньше самого невежественного крестьянина.

Асторре сообщил ему свое решение:

— Я не собираюсь просить тебя оставить Фиссолини в живых. Как я понимаю, семья решила, что ты имеешь право на месть. Я понимаю твое горе. Но прошу сохранить жизнь матери твоих детей.

Монца вскинул на него глаза.

— Она предала меня и моих детей. На земле ей нет места.

— Послушай меня, — гнул свое Асторре. — За Фиссолини никто мстить не будет. Но твоя жена — племянница Бьянко. Он начнет мстить. Его cosca сильнее твоего. Начнется кровавая война.

Подумай о своих детях.

Монца пренебрежительно махнул рукой:

— Никто не знает, мои они или нет. Она — шлюха. — Он помолчал. — И она умрет смертью шлюхи. — В его глазах стояла смерть. В этот момент он бы с радостью уничтожил весь мир.

Асторре постарался представить себе, каково придется Монце, если он останется в деревне, без жены, преданный и ею, и дядей.

— Слушай меня внимательно. В свое время дон Априле даровал тебе жизнь. Теперь он просит об ответной услуге. Отомсти Фиссолини, мы понимаем, что без этого нельзя. Но пощади свою жену, и Бьянко отправит ее и детей к своим родственникам в Бразилию. Что же касается тебя лично, скажу, что мое предложение одобрено доном.

Я прошу тебя стать моим самым близким помощником, моим другом. Тебя будет ждать интересная, богатая событиями жизнь. Тебе не придется ходить по деревне, заливаясь краской стыда.

И тебе не будет грозить месть со стороны друзей Фиссолини.

Асторре понравилось, что Монца в гневе не отмел предложение, не выразил изумления. Задумался на долгих пять минут, потом встретился с Асторре взглядом.

— Вы будете платить моему клану? Его возглавит мой брат.

— Разумеется. Мы очень ценим дружеские отношения с твоим cosca.

— Тогда, убив Фиссолини, я уеду с вами. Ни вы, ни Бьянко не должны вмешиваться. Моя жена попадет в Бразилию только после того, как увидит труп моего дяди.

— Согласен, — кивнул Асторре. Он вспомнил веселое, грубоватое лицо Фиссолини, его улыбку и погрустнел. — Когда это случится?

— В воскресенье. В понедельник я буду у вас.

И пусть господь сожжет Сицилию и мою жену в аду.

— До воскресенья я побуду в твоей деревне, — добавил Асторре. — Твоя жена будет под моей защитой. Я боюсь, что ты дашь волю ярости.

Монца пожал плечами.

— Я не могу допустить, чтобы влагалище женщины и то, что она в него кладет, решали мою судьбу.

Клан Фиссолини собрался ранним воскресным утром. Племянникам и зятьям предстояло также решить, убивать или не убивать младшего брата Фиссолини, чтобы избежать мести с его стороны.

Не вызывало сомнения, что брат знал о прелюбодеянии и промолчал, а значит, одобрил его. Асторре в обсуждении не участвовал. Но ясно дал понять, что жена и дети должны остаться целыми и невредимыми. Но у него холодела кровь от той ярости, которую источали мужчины, обсуждая, по его разумению, не такой уж серьезный проступок. Теперь он в полной мере осознал глубину милосердия, проявленного доном.

Он понимал, что дело не в сексе. Предавая мужа с любовником, жена становится троянским конем в политической структуре клана. Она может выдавать секреты, она дает любовнику власть над cosca мужа. Она — вражеский лазутчик. И любовь не может служить оправданием такому предательству.

Вот в воскресное утро cosca и собрался на завтрак в доме Альдо Монцы. Потом женщины и дети ушли в церковь. Трое мужчин увели в поля брата Фиссолини на встречу со смертью. Остальные слушали Фиссолини. Только Альдо Монца не смеялся его шуткам. Асторре, как почетный гость, сидел рядом с ним.

— Альдо, — Фиссолини посмотрел на племянника, — а чего ты такой кислый?

Монца мрачно глянул на него.

— У меня, в отличие от тебя, нет повода для веселья, дядя. В конце концов, не я делил с тобой жену, так?

Тут же трое мужчин схватили Фиссолини и привязали к стулу. Монца сходил на кухню за саквояжем с инструментами.

— Дядя, мне придется напомнить тебе о том, что ты, похоже, подзабыл.

Асторре отвернулся.

Под ярким утренним солнцем по проселочной дороге, ведущей к знаменитой церкви Благословенной Девы Марии медленно брел огромный белый жеребец. На нем сидел Фиссолини. К седлу его привязали проволокой, под спину подставили крепкий деревянный крест. Поначалу могло показаться, что он жив. На его голове, словно терновый венец, возлежала плетеная корзинка без дна, наполненная травой. На траве красовались его пенис и мошонка. С них на лоб стекали маленькие ручейки крови.