Эверест. Кому и за что мстит гора? - Джон Кракауэр

8 мая команды Холла и Фишера вышли из второго лагеря и начали подниматься по протянутым веревкам на стену Лхоцзе. На 610 метров выше Долины Молчания, прямо под третьим лагерем, валун размером с маленький телевизор сорвался со склона и ударил Энди Харриса в грудную клетку. Удар сбил Энди с ног, и в течение нескольких минут он в шоковом состоянии болтался на страховочной веревке. Если бы он не был пристегнут жумаром, то наверняка упал бы и разбился насмерть.

Когда Харрис добрался до палаток, он выглядел совсем разбитым, однако утверждал, что повреждений у него нет.

– Этим утром я мог стать покойником, но, по-моему, эта чертова штуковина меня только оцарапала, – уверял он.

Перед падением камня Энди наклонился и опустил голову, но за секунду до удара глянул вверх, и получилось так, что камень только скользнул по его подбородку, а затем врезался в грудь, но, слава богу, не разбил ему голову.

– Если бы этот камень попал мне в череп… – пробормотал Энди, скривившись и снимая рюкзак, но так и не закончил фразы.

Третий лагерь был единственным лагерем на всей горе, который мы не делили с шерпами (выступ был слишком мал, чтобы вместить палатки для всех нас). Поэтому здесь мы должны были сами готовить себе пищу, которая на этой высоте состояла только из воды, растопленной изо льда. Из-за обезвоживания организма – неизбежного следствия учащенного дыхания в сухом воздухе – каждый из нас выпивал больше четырех литров жидкости в сутки. Чтобы напоить восемь клиентов и трех проводников, нам надо было иметь приблизительно сорок литров воды в день.

8 мая я первым добрался до палаток. По традиции, первый вышедший к палаткам должен начать рубить лед для питьевой воды, чем я и занялся. В течение трех часов, пока мои спутники подтягивались в лагерь и забирались в свои спальные мешки, я был снаружи, рубил ледорубом лед, наполнял им пластиковые мешки для мусора и разносил их по палаткам. На высоте 7300 метров это было крайне утомительным занятием. Каждый раз, когда кто-нибудь из моих товарищей кричал: «Эй, Джон! Где ты там? У нас лед кончается!» – я на собственном опыте понимал, как сильно мы обязаны нашим шерпам и как мало ценим их труд.

Ближе к вечеру, когда солнце клонилось к изрезанному горными пиками горизонту и температура начала падать, все подтянулись в лагерь за исключением Лу Касишке, Фрэнка Фишбека и Роба, который вызвался «пасти отстающих» и поднимался последним. Около половины пятого проводник Майк Грум ответил на вызов Роба по рации. Роб сообщил, что Лу и Фрэнк все еще внизу, метрах в шестидесяти от палаток, и двигаются чрезвычайно медленно. Он спросил, может ли Майк спуститься вниз, чтобы им помочь? Майк снова торопливо надел свои «кошки» и, не сказав ни слова, начал спускаться вниз по веревке.

Через час он вернулся, шагая впереди остальных. Лу, который настолько устал, что Робу пришлось нести его рюкзак, шел, шатаясь, следом.

– Дико устал. Мне конец. Совсем выдохся… полный аут, – бормотал он под нос.

Фрэнк показался на несколько минут позже и выглядел еще более уставшим, хотя и отказался отдать Майку свой рюкзак. Мы были в шоке, увидев этих парней (совсем недавно оба без проблем поднимались в гору) в таком состоянии. Я был очень удивлен ухудшением самочувствия Фрэнка. Я с самого начала считал, что если кто-то из членов нашей команды и достигнет вершины, то одним из них, несомненно, будет Фрэнк, который уже три раза побывал на горе и казался таким опытным и сильным альпинистом.

Когда лагерь погрузился во тьму, наши проводники выдали всем баллоны с кислородом, регуляторы и маски. Всю оставшуюся часть подъема мы должны были дышать сжатым воздухом.

Использование кислородных баллонов при восхождении вызывает споры с тех пор, как англичане первыми в качестве эксперимента взяли их на гору в 1921 году. (Язвительные шерпы тут же окрестили тяжелые баллоны «английским воздухом».) Первоначально основным критиком использования кислорода был Джордж Мэллори. Он утверждал, что применение кислорода «не соответствует высокому духу спорта и, следовательно, является неанглийским по своему характеру». Но вскоре стало понятно, что в так называемой Зоне Смерти, то есть выше 7600 метров, без дополнительного кислорода организм в значительно большей степени подвержен риску высокогорного отека мозга и легких, переохлаждения, обморожения и других смертельно опасных заболеваний. В 1924 году, во время своей третьей экспедиции на Эверест, Мэллори пришел к убеждению, что без дополнительного кислорода выйти на вершину невозможно, и решил, что сам будет пользоваться кислородными баллонами.

ЭКСПЕРИМЕНТЫ, ПРОВЕДЕННЫЕ В ДЕКОМПРЕССИОННЫХ КАМЕРАХ, ПОКАЗАЛИ, ЧТО ЕСЛИ ЧЕЛОВЕКА С УРОВНЯ МОРЯ ПЕРЕНЕСТИ НА ВЕРШИНУ ЭВЕРЕСТА, ГДЕ ВОЗДУХ СОДЕРЖИТ В ТРИ РАЗА МЕНЬШЕ КИСЛОРОДА, ТО ОН ЧЕРЕЗ НЕСКОЛЬКО МИНУТ ПОТЕРЯЕТ СОЗНАНИЕ И ПОСЛЕ ЭТОГО БЫСТРО УМРЕТ.

Тем не менее альпинисты-идеалисты продолжали настаивать, что спортсмены с выдающимися физическими данными могли бы после длительного периода акклиматизации подняться на вершину без дополнительного кислорода. Исходя из этой логики, пуристы утверждали, что использование кислорода – это жульничество.

В 1970-е годы известный тирольский альпинист Райнхольд Месснер, один из главных сторонников идеи альпинизма без дополнительного кислорода, заявил, что намерен подняться на Эверест «по-честному» или не подниматься вовсе. Вскоре после этого он и его партнер, австриец Петер Хабелер, сразили наповал все мировое альпинистское сообщество. 8 мая 1978 года в 13.00 они поднялись на вершину по маршруту, проходящему через Южное седло и Юго-восточный гребень, без использования кислорода. Это событие в некоторых альпинистских кругах встретили как первое «настоящее» восхождение на Эверест.

Однако к подвигу Месснера и Хабелера далеко не все отнеслись однозначно. Шерпы выражали большие сомнения. Большинство из них просто отказывалось поверить, что белые вообще способны на такое достижение, которое было не под силу даже многим сильнейшим шерпам. Ходили слухи, что Месснер и Хабелер вдыхали кислород из «миниатюрных бутылочек, спрятанных в одежде». Тенцинг Норгей и другие выдающиеся шерпы подписали петицию с требованием, чтобы правительство Непала провело официальное расследование сомнительного, на их взгляд, восхождения.

Однако доказательства, подтверждающие факт восхождения без кислорода, были бесспорными. Более того, через два года Месснер заткнул всех сомневающихся. На этот раз он стартовал с тибетской стороны Эвереста и поднялся на вершину – снова без кислорода – в полном одиночестве, без поддержки шерпов или кого бы то ни было. После того как Месснер 15 августа 1980 года в 15.00 поднялся на вершину, невзирая на плотные облака и снегопад, он признавался: «Это была агония нон-стоп, я еще никогда так не уставал за всю свою жизнь».

В своей книге «Хрустальный горизонт» Месснер описывает преодоление последних метров до вершины: