Тестостерон РЕКС. Мифы и правда о гендерном сознании - Корделия Файн

Это разнообразие возможностей для мужчин иллюстрирует уникально коварную проблему развития, которую нам, людям, пришлось решать. “Новорожденный человек должен быть готов присоединиться к любой культурной группе на земле, не выбирая ее”, – говорит эволюционный биолог Марк Пейджел16. И наши гены не знают заранее, каковы будут представления культурной группы о надлежащих ролях мужчин и женщин. Маленькая девочка может родиться в обществе, которое ожидает, что она будет играть на пианино и вышивать, учиться в университете, проходить в день десятки километров, чтобы принести домой воды, выращивать урожай, ухаживать за животными, выделывать шкуры, охотиться, – а став взрослой, будет жить в целомудренной моногамии или же с двумя-тремя мужьями одновременно. Маленький мальчик может стать мастером музыкальных инструментов, мясником, гончаром, может плести сети, доить скот, заниматься инвестиционным менеджментом или заботиться о детях – а его будущей женой окажется тринадцатилетняя девочка или тридцатилетняя женщина, состоявшаяся в профессии. Некоторые виды будущих ролей, конечно, более вероятны в разных обществах, но возможно все17. И независимо от нашего биологического пола, жизнь, скорее всего, потребует, чтобы все мы в какой-то момент начали заботиться о других, рисковать, конкурировать за статус, ресурсы и любовников.

С чего тогда нам считать, что половой отбор зафиксировал в наших генах рецепт “женского” и “мужского” мозга, создающего отчетливые женские и мужские характеры соответственно? Конечно, различные генетические и гормональные аспекты биологического пола должны координироваться надежно и директивно, когда дело касается репродуктивной системы. Но все остальное за пределами гениталий лучше не связывать обязательствами и пустить их влияние на мозг и поведение на самотек, чтобы характеристики пола обращались ко множеству других ресурсов, которые требуются для развития личности.

Иными словами, настоящая загадка развития – не та, которую так убедительно решает для нас Тестостерон Рекс: как пол создает мужчин, которые, под внешним культурным лоском, вечно, универсально и неизменно такие, а женщины – эдакие. Настоящая проблема заключается в том, как пол (обычно) создает принципиально разные репродуктивные системы, при этом позволяя различиям в мужском и женском поведении быть незначительными: качества частично совпадают и остаются мозаичными, а не категориально разными; зависящими от контекста, а не фиксированными; разноплановыми, а не однородными.

Мы убедились во второй части книги, что некоторое понимание, как нам удается этот хитрый трюк, пришло к нам в результате значительного научного сдвига. Вопрос “Как эти половые различия в мозге или гормонах подвигают мужчин и женщин по-разному думать и вести себя?” всегда казался естественным. Это единственный вопрос, который можно задать, когда вы попадаетесь на удочку Тестостерона Рекса. Но не менее важный вопрос – почему мужчины и женщины могут столь часто вести себя похоже, несмотря на биологические различия. Когда мы замечаем, что девочки и женщины порой рискуют и соревнуются так же сильно, как мальчики и мужчины; когда понимаем, что люди обладают уникальной смесью “маскулинных” и “феминных” характеристик мозга и гендерно-специфичных качеств, становится ясно, что биологический пол не может иметь столь же мощный эффект на мужское и женское поведение, как на мужскую и женскую анатомию. И когда мы уже не можем заключить, что половые различия велики, мы начинаем задаваться вопросом, не компенсируют ли одни половые различия другие, делая оба пола похожими, а не различными.

Новая позиция науки помогает объяснить, как пол может столь гибко и ловко влиять на человеческое развитие: растет интерес к тому, как гендер воздействует на связанные с полом факторы, например тестостерон. Энн Фаусто-Стерлинг советует: “Думайте в терминах развития. Помните, что живые тела – динамические системы, которые развиваются и меняются в ответ на социальные и исторические контексты”18. Тестостерон меняет тела так же, как и мозг, и это значит, что, даже если вы меряете пальцевый индекс человека, вы собираете данные не просто об эффектах “пола”, но потенциально регистрируете суммарный эффект: как на более (или менее) маскулинную внешность этого человека реагируют другие, глядя на него через гендерные линзы. Так же и циркулирующий тестостерон не отражает “чистый” пол. В главе 6 мы убедились, что социальный контекст, опыт и субъективный смысл ситуации могут изменить уровень тестостерона – а заодно отменить его влияние на поведение или компенсировать его отсутствие. Зачастую эти гендерно-специфичные феномены – человеческая особенность: мы обладаем уникальной способностью менять себя, если нам так захочется.

Эти гендерные конструкты лежат в основе нашей системы развития, подводя нас к пониманию сложных взаимодействий между полом, гендером и обществом. Как мы видели в главе 4, у животных система развития, являющаяся производной места, родителей, сверстников и других факторов, которые каждый индивид наследует вместе с генами, играет ключевую роль в развитии адаптивного поведения19. В этом смысле, мы похожи и не похожи на других животных. Наша “сложная и разнообразная культура… напоминает культурные традиции животных так же, как кантата Баха напоминает гориллу, бьющую себя в грудь”, замечает Пейджел20. Некоторые эволюционисты утверждают, что именно эта уникально человеческая черта нашей системы развития вместе с другой особой ключевой человеческой характеристикой – адаптивной способностью учиться у других в нашей социальной группе делает возможным поразительное разнообразие стилей жизни. Уже в нежном возрасте двух лет мы согласуем свое поведение с поведением наших сверстников: заметьте, даже другие человекообразные приматы так не “обезьянничают”21. В частности, мы заточены учиться у тех, кто престижен, успешен или похож на нас в чем-то важном, с кем мы себя идентифицируем и от кого мы усваиваем культурные нормы22. Гендерные конструкты проникают почти в каждый аспект этого культурного наследия. Это не какие-то сомнительные концепции, сфабрикованные учеными, не верящими в биологию и эволюцию: они являются частью и того и другого. Каждый новорожденный человек наследует гендерные конструкты как обязательную часть своей системы развития: гендерные стереотипы, идеологию, роли, нормы, иерархию, которые передаются через родителей, сверстников, учителей, одежду, язык, СМИ, ролевые модели, организации, школы, институты, социальное неравенство… и, конечно, игрушки23.

Позиция Т-Рекса по поводу “мальчуковых” и “девчачьих” игрушек нам уже известна: розовые и голубые цвета отражают предпочтения “женского” и “мужского” мозга, которые кардинально различны по большей части благодаря тестостерону. Чтобы подкрепить эту точку зрения, защитники гендерно-специфичного маркетинга игрушек зачастую ссылаются на более маскулинные предпочтения девочек с врожденной гиперплазией надпочечников. Как вы можете вспомнить из главы 4, это заболевание, при котором в утробе вырабатывается очень высокий уровень андрогенов. А отсюда всего несколько шагов до вывода, что неравенство полов естественно и неизбежно. Но так как Тестостерон Рекс вымер, нам нужно другое объяснение происходящего.