Солнце на дороге - Андрей Максимов

— Вот ведь как оно все обернулось… Парася-то ведьмой оказалась…

Дивча стерла слезу с глаз и сказала тихо:

— Да-а… Известное дело: если мужик, проходя, дулю за пазуху засунул, а девка какая сразу ругаться начала, значит, она — ведьма. Это всем известно.

Зоря снова вздохнула:

— Жалко ее: у ведьмы незавидная судьба.

— Ведьма — это та, которая ведает. Она же не виновата, что ведает, — подхватила Доня. — Судьба ей положила ведать. Что ж тут поделать? Только пожалеть можно…

Антошин почему-то был убежден, что разоблаченная ведьма решит бежать. Опыт подсказывал полковнику, что тот, кого разоблачили, всегда норовит исчезнуть.

Но это был опыт другого времени, другой жизни.

Парася стояла у березы и совершенно по-человечьи, по-женски плакала навзрыд.

Жирная луна светила изо всех сил, делая мир не светлым, а неприятно-таинственным.

Малко и Антошин стояли, глядя на рыдающую ведьму, совершенно не понимая, что делать.

Плач ведьмы разрывал тишину.

Антошину хотелось подойти к этой хрупкой девушке, утешить. Но полковник не очень умел успокаивать женщин, а как вести себя с рыдающей ведьмой, вообще не представлял.

Парася развернулась, посмотрела полковнику прямо в глаза.

— Да! — сказала так, словно хотела этим словом прибить Антошина к земле. — Да! Я — ведьма, да! Разве я виновата, что с детства ведаю больше, чем другие?! Сварогу надо было, чтобы кто-то следил за людьми на земле, чтобы они вконец не запутались. И поэтому некоторых он наделили бо́льшими знаниями. Человеческие знания заканчиваются — наши никогда. Никто не виноват в этом! Ни я, ни предки мои не просили, чтобы мы были из ведающих. В чем же я перед вами повинна, что вы разоблачаете меня? В чем?

— Ведьмы много зла делают, — тихо прошептал Малко.

Парася взорвалась:

— А думаешь, легко жить среди тех, кто ничего не знает, не ведает и, главное, знать и ведать не хочет?! Ведьмы отчего злые? От человеческой глупости! Видел, как пастух баранов пасет? Кричит на них всегда, бьет даже! Бараны, наверное, тоже его злым считают! Но без него заплутают они, а то и в пропасть упадут! Вот мы, ведьмы, и есть пастухи, а вы… — Не закончив фразы, Парася махнула рукой, вздохнула пару раз, успокаиваясь, стерла слезы с лица. — Так. Всё. Чего надо от меня?

С тех пор как выяснилось, что Парася — ведьма, с ней произошла удивительная метаморфоза. Она словно сразу постарела лет на десять. Движения стали медленней, солидней. Из глаз исчез огонь. В углах губ обозначились незаметные раньше жесткие складки.

— Откуда вы знаете, что нам от вас что-то надо? — стараясь оставаться вежливым, поинтересовался Антошин. — Мы ж этого не говорили.

Парася молча прошла к крыльцу, села.

Вук тут же пристроился рядом — то ли охранять, то ли просто продолжать наблюдение.

Парася усмехнулась:

— Ты, Инородец, хоть понимаешь, с кем говоришь-то! Дабы понять человека, мне слушать его нет необходимости: я и так все ведаю. Правда, отчего-то никак не могу уяснить, из каких таких краев ты к нам явился?! Почему-то эти края мне неизвестны. Ну да ладно! Дело-то не в этом.

Она замолчала. Посмотрела на полную луну, снова усмехнулась каким-то своим мыслям и прошептала доверительно:

— Молодильные яблоки, как я понимаю, вам нужны?

— Да! — выдохнул Малко.

Парася расхохоталась:

— Видишь, какая я всезнающая!

— Ты ведаешь, как их найти? — спросил Антошин.

Парася посмотрела на него хитро.

— Ведаю, конечно… Где они, может, и не знаю, но, как найти, ведаю, — произнесла она.

Антошину эти слова не понравились.

— Ты туману-то не напускай! — сказал он, стараясь сдерживать гнев. — Говори: можешь нам помочь или нет?

— Могу. Только не вправе я сама решать, помогать вам или нет. — Парася вздохнула и произнесла тихо-тихо: — На ша́баш надо идти, советоваться с подругами.

Услышав про шабаш, Вук взмыл в черноту неба, но тут же вернулся и снова уселся на козырьке.

Малко закрыл ладонями лицо.

Ведьминский шабаш? Что-то такое читал Антошин про это, про всякие безобразия, которые там творятся… Но что это такое, помнил плохо: трудно было представить, что ему когда-нибудь пригодится информация про шабаш ведьм.

Малко оторвал руки от лица и спросил дрожащим голосом:

— На шабаш?

— Угу, — подтвердила ведьма.

Пришло время Антошину задать свой вопрос:

— Это где ведьмы собираются и незнамо что творят?

— Почему это — незнамо что? — удивилась Парася. — Собираются девчонки, такие же, как я. Решают, что с вами, людьми, делать. Помогать или наказывать. Не испугаешься на шабаш-то идти?

Антошин усмехнулся:

— На шабаш так на шабаш!

А Малко ничего не ответил, вздохнул только.

На крыльцо вышла Зоря:

— У вас все в порядке?

— Ага, — ответила Парася.

— Ну и хорошо. Спать-то не собираетесь?

Парася опять расхохоталась:

— Спать-то вряд ли получится! Мужики хотят на шабаш со мной прогуляться.

— Шабаш — нехорошее дело. — Зоря зевнула и сладко потянулась. — Там ведьмы, там неприятно. Но мужиков останавливать — что против ветра плевать.

Зоря вернулась в избу и захлопнула дверь.

Недовольный громким звуком, Вук взлетел, полетал-полетал и сел на перила крыльца.

Поняв, что поспать опять не удастся, Антошин решил ускорить дело:

— Ну рассказывай, где твой шабаш-то? Пошли быстрей.

— На шабаш просто так попасть нельзя, — прошептал Малко.

Парася обрадовалась:

— Вот парень молодец! Понимает! Правильно. На шабаш за здоро́во живешь не попадешь.

Антошин терпеть не мог бессмысленных разговоров, да еще посреди ночи, когда после сытной еды и вина так хочется спать.

— Ты знаешь что, ведьма, ты резину-то не тяни! — сказал он.

— Чего не тянуть?

— Ничего не тяни. Говори, чего делать надо. И всё. И пойдем.

Парася поднялась и попробовала погладить ворона.

Ворон не дался — отлетел.

— Чует иного-то… — вздохнула Парася. — Дело, в общем, простое — загадку отгадать.

Полковник возмутился:

— Детский сад какой-то! Загадки да загадки…

На Парасю его возмущение не произвело ровным счетом никакого впечатления.