В сетях интриг - Олег Рой

– Да не так все просто, – покачал головой Димка. – Во-первых, у этой Леры мозгов ни фига не хватит на что-то подобное…

С этим Павел не мог не согласиться. Однако тут у него имелось преимущество перед друзьями – он знал о еще одном действующем лице этой истории, некой женщине по имени Светлана. Пока ее роль в спектакле была неясна, но уже понятно, что это не массовка и даже не эпизод.

– А во-вторых, с деньгами-то у них промашка вышла, – ехидно продолжал Дмитрий.

– В каком смысле?

– А в самом прямом. Астахов-то, царствие ему небесное, парень был головастый и Лере своей, похоже, не слишком-то доверял. Оставил все дитю – до копейки. Подлить тебе еще глинтвейну?

– Что ты говоришь! Сыну Леры?

Какой тут, к черту, глинтвейн! Павел едва не подскочил в кресле от такой новости.

– Ну да, ему самому.

– То есть получается, что наследник всего состояния – этот карапуз, как его, Боря, что ли?

– Да, именно он. – Эля вновь замелькала спицами. – Там какая-то сложная система опекунства, мы так толком и не поняли. Но, в общем, Астахов все продумал, как-то со своей компанией все дела утряс… Эта самая Лера получила только ежемесячное пособие – так, мелочь на булавки. А все остальное достанется мальчику – когда подрастет, конечно.

– Золотой получился мальчик… – тихо пробормотал писатель себе под нос.

Дело приобрело новый, совершенно неожиданный и ошеломительный оборот, который необходимо было срочно обдумать. Ему уже не терпелось покинуть гостеприимный дом Королевых и остаться одному. Павел уже приподнялся с кресла, когда Димка остановил его:

– Постой, дружище, я ж самое главное забыл! Помнишь, ты просил меня подробностей об этом деле разузнать по своим каналам?

– И что?

– Могу, если нужно, свести тебя с одним журналистиком из молодых. Он шибко этой историей интересовался, говорят, целое досье на всех действующих лиц нарыл. Тебе надо?

«Не то слово, как надо!» – кричало все внутри у Павла. Но внешне он оставался совершенно спокоен – как пишут в плохих романах, ни один мускул не дрогнул на его лице.

– Ну, давай, – равнодушно сказал писатель. – Попробуем. Может, и впрямь твой журналистик что-то интересное скажет, что мне для книги пригодится.

* * *

– Мама, – глядя на нее карими, как спелые вишни, глазами, вдруг произнес Борька и радостно взвизгнул. Ольга воровато оглянулась на дверь – на счастье, там никого не было.

– Тише, тише, золотце! Не надо меня так называть, – шепотом ответила она ему. – Я – няня. Повтори: ня-ня. А то мамка нас с тобой услышит, ох и нехорошо будет…

– Мама, – со смехом снова произнес малыш.

– А давай посмотрим, какая у нас тут лошадка. – Девушка решила отвлечь ребенка и, сев на пол, усадила его на коня. – Ой, какая! Она еще и качается. Кач-кач, кач-кач. Это папа тебе подарил…

Последняя фраза комом встала у нее в горле. Андрей Владимирович… До сих пор не верится, что он так скоропостижно, так нелепо умер. Хозяина Оля всегда побаивалась, робела перед его строгим взглядом и резким тоном, которым тот разговаривал с прислугой. Дарья уверяла, что Астахов еще ничего, это Ольга плохих хозяев не видала. Но и сама ходила перед ним по струнке, знала – чуть что, Андрей Владимирович и ей спуску не даст. Правда, с Олей, няней любимого сына, он обходился помягче, но все равно каждый раз, когда Астахов заходил в детскую или они просто случайно сталкивались в доме, ей было не по себе. В глубине души, как ни любил хозяин сыночка, Оля все равно понимала, что человек он твердый и жесткий. Но стоило тому отойти в мир иной – и она тотчас забыла и свой страх, и свою настороженность. Осталось лишь сочувствие к рано умершему хозяину – такой молодой был, всего сорок шесть, да безграничная жалость к Боречке. Такой крошечный, маленький человечек – и остался без отца! Бедный сиротка… Мать, Лера Дмитриевна, совсем не интересуется сыном. Молодая, глупая, не понимает еще, какое это сокровище. Она-то, Оля, постарше ее на три года, скоро уже двадцать восемь стукнет. В жизни как-то все не складывается, а так хочется иметь вот такого карапуза, собственного. Чтоб смотрел на нее вот такими любящими глазами, называл мамой и она не оглядывалась при этом на дверь. А когда она его обнимает, как же хорошо, как тепло на душе! Он прижимается к ее телу, обхватывает крошечными ручонками, щиплет шею маленькими пухленькими пальчиками. Ой, какой же он сладкий, мягкий, самый любимый!

Оля родилась в Ивовке – небольшой деревеньке на Волге. Отца плохо помнила, хотя ей уже восемь лет было, когда он, пьяный, в сугробе замерз. Остались вчетвером: она, Олька, мамка, сестренка Ирка четырех годов от роду и братик Вовка – и того меньше, ему тогда и двух не было. Тяжело им пришлось. В деревне в доме мужик позарез нужен: и избу надо чинить, и огород копать, и по хозяйству, да и вообще женщине одной с малыми ребятами страшновато. Как она, мамочка, бедненькая, их поднимала – трудно представить. Ведь и огород на ней – пятнадцать соток, и куры, и корова, а той сено нужно, а сколько ухода! И нет ведь в деревне не то что машинок этих стиральных – водопровода и того нет. Чтоб постирать да сготовить на ребятню, столько воды надо натаскать! А мамка справлялась, и ничего, даже улыбалась иногда. И к детям все больше с лаской… Как она там сейчас? Совсем плохая стала, хорошо, у тетки прижилась, хоть вместе им не скучно.

День выдался хороший, погожий, солнечный, и Оля торопилась поскорее собрать Боречку на прогулку. Вдруг погода переменится, небо затянет тучами? Все-таки ноябрь на дворе… Так хоть немножко солнышка урвать, ребенку это полезно.

– Сейчас мы с тобой наденем памперс и пойдем гулять, – ласково говорила она своему воспитаннику. – На улице нынче хорошо! Прям как у нас в деревне. Бывало, выйдешь за ворота – и сразу Волгу видать, красавицу нашу… А на лугу коровки пасутся. Знаешь, как они разговаривают? Муууу, муууууу, – потряхивая головой, бодала и щекотала его в голый животик, отчего мальчик вертелся и хохотал. – Вот вырастешь, поедем с тобой ко мне в деревню. Маму навестим…

– Ма-ма, – звонко сказал малыш.

– Мама, – кивнув, грустно прошептала Оля.

Мама у нее хорошая, больше о других, чем о себе, думает. Всю жизнь им, детям, отдала. Ребята выросли, Ирка замуж вышла, в городе стала жить, в Самаре, и Вовка туда же перебрался, не женился еще, но техникум окончил и работу хорошую нашел, телевизоры чинит. А Ольга с мамой осталась. Должен же кто-то? Тем более что замуж все равно не берут… Так и жила бы, верно, до старости, если бы не письмо от Даши.

Когда Даша в Москву решилась ехать, все за голову схватились. Куда она, к кому? Ни кола там, ни двора, а про столицу столько слухов нехороших ходило, что тетя Валя, Дарьина мама, слезами заливалась и за сердце очень долго хваталась. Только все без толку – Дашка упертая, раз решила, значит, решила. Не сказать, что они подругами с Олей были, да и какие там подруги, когда разница в двенадцать лет. Оля тогда еще в школе училась, отличницей была, да матери по хозяйству помогала, за младшими ходила. Ясное дело, что голова совсем не переездом родственницы была забита. Только и помнит Оля что слезы тети Вали да Дашку, румяную, наряженную в цветастое платье и такую счастливую. А потом нескончаемым потоком пошли письма из Москвы, по крайней мере, ей так показалось. Дарья как-то, когда Оля стала вспоминать это время, улыбнулась и сказала, что писала-то всего раз в месяц, не чаще. Хотя, может, так оно и было. Может, тетя Валя так часто и подробно все письма пересказывала, что, казалось, она получала их каждый день. Да о чем еще старухе говорить, ей же в радость поболтать о дочке. Тем более дела у той шли неплохо. Сначала устроилась проводницей на железную дорогу. Два года отколесила, где только не побывала! Ее и сейчас спросишь – расскажет много интересного про свои путешествия. А потом подруга какая-то посоветовала в домработницы пойти. «Ты, – говорит, – бессемейная, комнату снимаешь, а так и жилье бесплатное, и харчи. А готовить и убирать – дело нехитрое. Попробуй!» Дарья сначала у какой-то семьи с годик поработала, а потом и к Астаховым устроилась, они тогда не на Рублевке, а на квартире жили. Людмила, покойница, очень тепло Дашу приняла. Они по возрасту почти ровесницы, очень быстро подружились. Дарья рассказывала: шла к ним домой как к себе – хорошо у них дома тогда было. Не то что потом и уж тем более сейчас. Она так хозяйку свою первую полюбила, что новую жену вообще не смогла принять. Потому и Лера Дмитриевна на нее обозлилась – это тоже можно понять, в своем доме на тебя же обслуга волком смотрит. Оля видела это и Дашке не раз говорила, чтоб поскромнее, потише себя вела, а не так, будто соперницу увидела. А та не смогла справиться с собой.