Царь призраков - Дэвид Геммел

Прасамаккус посмотрел на стрелу. Древко обуглилось, грозя вот-вот рассыпаться, наконечник превратился в бесформенный комок металла. Он отшвырнул остатки стрелы.

– Надо увести женщин отсюда, прежде чем явятся стражи, а этого, конечно, ждать недолго. В лесу есть еще какое-нибудь убежище?

– Где мы можем спрятаться от нее?!

– Сначала одно, потом другое, Коррин. Так есть такое место?

– Может быть.

– Ну, так соберем все, что нам может пригодиться, и пошли.

Он еще не договорил, как из леса вышли пять мужчин. Прасамаккус узнал высокого Хогуна, широкоплечего дюжего Рьяла.

– Вот видишь, – сказал бригант, – братство не погибло!

* * *

Лейта вышла из пещеры, нагнулась над трупом воина и сняла с него пояс с мечом. Застегнула пояс на талии, вынула меч из ножен и взвесила на руке. Рукоять была длинной, туго обтянутой черной кожей, так что она могла сжать ее обеими руками, чтобы рубить и колоть. Однако клинок был достаточно короток и легок, чтобы наносить удары и одной рукой. Она нашла подходящий камень и принялась натачивать лезвие. Прасамаккус подошел к ней.

– Мне грустно, что тебе пришлось вытерпеть такое.

– Да нет. Паллин не подпустил ко мне вуров. Но вопли умирающих…

– Я знаю.

– Эта женщина излучала зло – и она так обворожительно красива!

– Тут нет никакой тайны, Лейта. Паллин был хорошим человеком, но внушал ужас. Хорошее не всегда бывает красивым.

– Мне неприятно в этом сознаваться, но меня пробрал страх. До мозга костей. Перед тем как мы оставили Кулейна, я увидела вора душ, исчадие Пустоты.

Лицо у него было серым, как у мертвеца, и все-таки он испугал меня меньше, чем Царица-Ведьма. Как тебе удалось заговорить с ней?

– О чем ты?

– У тебя в голосе не было страха.

– У меня в сердце он был, но видел я всего лишь злую женщину. И она могла всего лишь убить меня.

Что тут ужасного? Через пятьдесят лет никто и имени моего не вспомнит. Я останусь лишь пылинкой в прахе истории. Если мне повезет, я состарюсь и дряхлость сведет меня в могилу. Если нет, я умру молодым. Но так или иначе я умру.

– Я не хочу умереть. И состариться не хочу. Я хочу жить вечно, – сказала Лейта. – Так, как мог бы Кулейн. Я хочу увидеть, каким станет мир через сто лет, через тысячу. Пока солнце светит, я хочу, чтобы оно светило мне.

– Я понимаю, что это может быть… приятным, – сказал бригант. – Но что до меня, то я предпочел бы не быть бессмертным. Если ты готова, нам пора уйти отсюда.

Лейта посмотрела в его печальные голубые глаза, но не сумела понять его грусти. Она улыбнулась, грациозно поднялась с земли и помогла подняться ему.

– Твоей жене выпал счастливый жребий.

– Как так?

– Она нашла мужчину, который мягок, но не слаб.

И, да, я готова.

Небольшая группа из девятнадцати человек – по пути к ним присоединились еще четверо уцелевших – направилась выше в холмы в центре Марин-са. Четыре беременные женщины, трое детей и, считая Лейту, двенадцать воинов.

Одна из женщин была уже на сносях, так что идти им приходилось медленно, и уже смеркалось, когда Коррин повел их вверх по длинному склону к кольцу из черных камней высотой футов около тридцати. Диаметр кольца превышал сотню ярдов, и внутри вокруг восьмифутового алтаря виднелось несколько построек, явно давно заброшенных. Коррин открыл трухлявую дверь самой большой постройки и вошел внутрь. Прасамаккус последовал за ним. Они оказались в помещении более восьмидесяти футов в длину. У стен под прямым к ним углом стояли старые столы со скамьями.

Коррин направился к большому очагу, в котором были аккуратно уложены поленья. От них к дымоходу тянулась огромная паутина. Не обращая на нее внимания, Коррин высек огонь, и над сухими дровами взметнулись голодные языки пламени, а помещение озарил теплый красноватый свет.

– Что это за место?

– Тут прежде жило братство орлов – семьдесят мужчин, которые пытались вступить в общение с духами.

– Что с ними случилось?

– Астарта приказала убить их. Теперь сюда никто не приходит.

– Ну, я их не виню, – заметил бригант, прислушиваясь к вою ветра над плоской вершиной холма. Одна из женщин застонала и опустилась на дол. Это была Эрульда.

– Ее время пришло, – сказал Хогун. – Пусть женщины позаботятся о ней тут.

Коррин повел мужчин к строению поменьше, где вдоль стен тянулись подгнившие нары. У дальней стены крысы устроили себе гнездо, и их смрадный запах пропитал комнату. И тут в очаге лежали дрова. Коррин поджег их.

Прасамаккус ощупал несколько нар и наконец осторожно растянулся на одних. Все молчали, и бригант задумался о Туро – возможно, вуры убили принца.

Проснулся он за час до зари с ощущением, что слышал барабаны и топот марширующих ног. Он потянулся и сел. Коррин и остальные все еще спали вповалку вокруг очага. Он спустил ноги с нар и встал, подавив стон боли, когда тяжесть тела легла на искалеченную ступню. Взяв лук с колчаном, он вышел в предрассветную серость. Дверь большой постройки была открыта, из нее вышла Лейта. Она приветственно улыбнулась и подбежала к нему.

– Я уже час как жду тебя.

– Ты слышала барабаны?

– Нет. Какие барабаны?

– Наверное, мне приснилось. Пошли, добудем мяса.

Держа луки наготове, они спустились с холма.

В этот день Прасамаккусу везло. Он убил двух оленей, а Лейта сразила стрелой горную овцу. Отнести все это с собой они не могли, разделали туши и развесили куски на трех ветках высоко над землей.

Прасамаккус тащил две оленьи ноги, а Лейта набрала в подол несколько фунтов грибов, и когда они вернулись, их встретили радостными улыбками. После отличного завтрака Коррин послал Хогуна, Рьяла и человека по имени Логей нести дозор, не покажутся ли где-нибудь стражи, а Прасамаккус объяснил им, где повешено остальное мясо. Каким-то образом страшные события вчерашнего дня казались уже менее ужасными, потому что у Эрульды родился здоровый хорошенький мальчик. Его требовательный плач вызывал улыбки у женщин, и Прасамаккус в который раз подивился человеческой способности уживаться со страхом. Даже Коррин, казалось, немного расслабился.

У подножия холма в глинистых берегах струился ручей. Три еще беременные женщины весь день лепили там горшки и обжигали их в земляной печи, сооруженной шагах в пятнадцати от русла. Она почти не дымила. Прасамаккус смотрел, как они работают, и думал о Хельге там, в Калькарии. Добралась ли до нее война? Как она живет? Тоскует ли по нему, как он по ней, или уже нашла себе нового мужа с двумя здоровыми ногами? Если так, он ее не винит. Он получил от нее бесценный дар, и верь, он в благих богов, так вознес бы молитву о ее счастье.