Цап-царап, моя радость - Елена Рахманова

– Она уже не мерзкая! – вскричал Артем. – Мурка перевоспиталась, честное слово!

Он знал, что нагло врет. Ничто было не в силах перевоспитать его помоечное приобретение. Вполне могло быть, что кошка и оказалась на улице в силу своего несносного, своенравного характера.

– Вряд ли такое возможно, уж поверьте моему опыту, – проницательно заметила Фрида Яковлевна. – Но мне импонирует то, что вы не бросаетесь привязанностями в угоду удобствам, даже если это касается всего лишь кошки.

Артем затаил дыхание и робко произнес:

– Значит, я могу надеяться?

– Можете, – ответствовала фрекен Бок тоном Екатерины Великой, решившей облагодетельствовать очередного бравого офицера.

К слову сказать, услышав ответ Фриды Яковлевны, Артем обрадовался ничуть не меньше конного гвардейца, которому в скором времени предстояло стать светлейшим князем и фельдмаршалом.

– А когда?

– Со следующего понедельника. Условия остаются прежними.

– Как скажете, – счастливо улыбаясь, ответил работодатель своей помощнице по хозяйству.

Положив трубку, Артем прежде всего нашел взглядом Мурку и произнес, грозно потрясая кулаками в воздухе:

– Ну если ты только выкинешь какую-нибудь пакость, просто… просто не знаю, что я с тобой сделаю!

Кошка лежала, развалившись на диване, и поигрывала хвостом, как капризная красотка – веером. И Артему в душу невольно закралось тревожное предчувствие, что, возможно, он рано радовался…

Утро Лины началось с того, что ей позвонили с интервалом минут в пять Марианна, затем Эмиль Григорьевич, а следом Антонина Захаровна Чудова. И каждый говорил таким тоном, будто заполучил на нее все права.

Только она успела объяснить Марианне, что сию минуту выскакивает из квартиры и мчится подписывать – да, да, она согласна! – договор, как пришлось услышать выговор от Таран-Бороновского. Нет чтобы позвонить самой, так заставляет его чуть ли не с собаками искать по всей Москве. Более чем странно, поскольку адреса и телефона она в последние два дня не меняла и Эмиль Григорьевич сам же сказал при последнем прощании:

– Дорогуша, позвоню в пятницу утречком.

Если она ему зачем-то спешно понадобилась, пусть так прямо и скажет. Лина неожиданно поняла, что не испытывает к известному сценаристу того почтения, что полтора месяца назад. А сцена с коньяком как-то уж подозрительно часто стала всплывать в памяти, заставляя зябко передергивать плечами и гнать прочь неприятные подозрения.

– Что-нибудь случилось, Эмиль Григорьевич? – спросила Лина, на ходу одеваясь и красясь.

– Ну нельзя же все бросать на полпути! – возмущенно возопил сценарист.

– Что именно бросать? – решила уточнить Лина, почти силой выдирая из рук Акси недосмотренный диск.

Та делала умоляющее лицо, молча таращила красные с недосыпа глаза, трясла молитвенно сложенными руками перед грудью, но Лина была неумолима.

– Сценарий, что же еще! – ответствовал Таран-Бороновский.

– Но это же ваш сценарий, при чем здесь я? – возразила Лина и неожиданно поняла, что так оно и есть на самом деле.

– Забыла, сколько я тебе дал? – снова спросил кинодраматург, озадаченный поведением прежде скромной провинциалки.

«Так-то оно так, – подумала Лина. – Но и поимел, похоже, немало. Если мною с ходу заинтересовались на телевидении, значит, я чего-то и сама по себе стою». Однако, по правде говоря, Эмиль Григорьевич оказался тем человеком, благодаря которому ее мечта сделать писательство делом своей жизни могла осуществиться. Неизвестно еще, как бы сложилась ее судьба, не заинтересуйся он Линиными книжками. Да и поводов задирать нос у нее пока еще не было.

– Простите, – виновато произнесла Лина, ощутив укол совести. – Я просто сейчас убегаю… по делам и не могу с вами долго разговаривать. Можно я вам перезвоню попозже и мы договоримся о времени встречи?

– Нельзя! – отрезал Эмиль Григорьевич. – Я без тебя как без рук!

Но прием, который безотказно действовал на Аллу Творожок, здесь не сработал. Более того, заставил Лину опять призадуматься, чего больше в словах сценариста – желания польстить ей или констатации факта?

– Ну, после обеда, ладно? – взмолилась она. – А сейчас я, честное слово, никак не могу!

– В два, самое позднее в половине третьего жду тебя у себя… дорогуша, – сказал Эмиль Григорьевич и повесил трубку, не дожидаясь ответа.

Лина рухнула на стул и перевела дыхание. Короткий разговор с благодетелем вымотал ее донельзя. Но только она нагнулась за сапогом, как раздался третий звонок.

– Это наверняка опять тебя! – крикнула из своей комнаты Ксюша, подавляя зевок. – Ты сегодня просто нарасхват!

«Действительно, нарасхват», – подумала Лина, услышав в трубке нарочито недовольный голос Антонины Захаровны:

– Эвочка, так себя не ведут. Я не обязана следить, когда у тебя срок сдачи рукописи в редакцию. Ты еще вчера должна была принести ее. А где она?

– Как вчера? – холодея от ужаса, прошептала Лина и едва устояла на подгибающихся ногах.

– Так, вчера. У тебя экземпляр договора имеется? Имеется. Читать умеешь? Умеешь… Или ты хочешь сказать, что работа не готова?

Антонина Захаровна как в воду глядела. Лине осталось написать страниц восемьдесят – восемьдесят пять, а это как минимум три недели. И то при благоприятном стечении обстоятельств: когда и мысли есть, и время свободное. Сейчас же в голове было пусто. Она даже забыла, в какой момент бросила своих героев: те не то ругались, не то мирились.

– Что же делать? – Лина думала, что произносит это мысленно, а оказалось, что вслух.

– Хочешь сказать, я угадала?

– Да, – еле слышно призналась девушка.

– И сколько тебе нужно еще времени, чтобы дописать?

– Недели три, – ответила Лина, слабо веря, что в сложившейся ситуации это будет соответствовать действительности.

– Ты, конечно, Эва, ставишь меня перед руководством в очень неприятное положение, – сообщила Антонина Захаровна менторским тоном. – И не в моих правилах выгораживать недисциплинированных авторов, но… – она выдержала паузу, – но в твоем случае я, так и быть, пойду на уступки. Ты меня пока еще не подводила. Но чтоб через три недели рукопись была у меня на столе!

– Конечно, конечно! Я даже не знаю, как вас благодарить, Антонина Захаровна! – воскликнула Лина с таким чувством, будто ее только что вытащили из петли.

«Знала бы ты, что необязательных авторов у нас хоть пруд пруди и большинство из них на испуг не возьмешь. Им все трын-трава, сколько ни говори, особенно если их книги хорошо продаются. На обязательных вроде тебя и выезжаем. Так что извини, но тебе придется отдуваться за всех нерадивых», – с усмешкой подумала Антонина Захаровна.