Боярыня - Даниэль Брэйн

бабы кормят да младенцев за стогами кладут — бабе что, одним больше, одним меньше, а я холопов новых теряю. Так что за заведение у вас? Я его выкупаю.

— Я его не продаю, — я поправила выбившиеся из-под кики волосы, задумчиво потерла висок. Посмотрела на сумму — большая. Не то чтобы я свободно ориентировалась в ценах, но… — Но младенцев твоих приму, граф. Около ста, больше мест у меня нет.

Граф помотал головой.

— Этого недостаточно.

Я его понимала. Но. Двести, триста малышей в яслях — немыслимо, мне нужно человек пятьдесят персонала, и в теории я могла набрать и обучить людей, но помещение? Оборудование?

— Пимен!.. За Фокой Фокичом пошли, живо! — приказала я, как только борода показалась в двери. — И Марью ко мне сию же минуту!

Марья оказалась занята с новой роженицей, и пока мы с графом ждали еще и купца Разуваева, успели накидать план яслей… три, четыре, пять заведений по городу. Часть мест займут графские холопчата, остальные — младенцы «со стороны». Граф был красив, богат и крепко женат — на последнее наплевать, а вот количество помещений, которые он готов был мне выделить, не могло не радовать. Масштаб моих преобразований начал пугать меня саму, интерес влиятельных лиц кидал в дрожь. Я не предполагала, что клиентами станут аристократы, но знала, какие риски это влечет.

— Погоди, Фока Фокич, — остановила я засобиравшегося домой купца уже поздно вечером. — Погоди, под моей крышей заночуешь… Сядь. — Мой озабоченный тон его насторожил. — Нужно нам с тобой покумекать. Сколько холопка стоит?

— А смотря какая, матушка-боярыня Екатерина Кириловна! Какая десятку, а какая и пятьдесят. Думаешь, а ежели она возьмет да помрет?..

Я кивнула. Мне предстояло внятно, коротко и очень убедительно сформулировать еще одно новшество.

— Надо в плату за пребывание в повивальном доме включать некую сумму, которая покроет стоимость умершей роженицы или родильницы, — проговорила я, — а также и за младенца. Смотри, купец, добавим по три полтины за каждую, это за десяток баб выйдет тридцать полтин, если у нас из десяти рожениц одна помрет, то десятку выплатим, пятерку еще оставим…

Свои слова я сопровождала росчерками на бумаге. Фока Фокич внимательно следил, как перо выводит каракули, и никак не комментировал. Не понимает?..

— Если, правда, две помрут, — вздохнула я, — но как тут угадать?..

Слухи о моих начинаниях расползлись слишком быстро и достигли не тех ушей, и я не знала, хорошо это или плохо. То, что я задумывала как уютное ламповое заведение для немногочисленного количества нуждающихся баб, внезапно для меня самой приобрело размах с серьезными вложениями и большим количеством инвесторов — это и крупные риски. Не то чтобы я была профессиональным менеджером, но знала — именно так прогорало большинство. Чуть не рассчитаешь силы, чуть ступишь на новый рынок — каюк. Но у меня, похоже, не было выбора: на определенном этапе продавать идею нельзя, ее и так и так похерят спустя годы, но по крайней мере какой-то срок она проживет в первозданном виде и всходы даст, а дальше — время покажет…

— Что и угадывать, боярыня, — ожил Фока Фокич. — Запроси прежде, сколько баба-то стоит. Ежели десятку и хочет кто деньгами за нее вдруг получить, пусть десятку полтин вперед сверху и платит. А ежели полтинник, то двадцать пять полтин. А ежели ничего не платит, то на все Пятерых воля. Ну а выживут баба да младенец, и так в прибыли будет — холопом-то больше.

Сукин ты сын, подумала я, прикрыв будто песком изрезанные, измученные тусклым светом глаза. Сукин сын в хорошем смысле этого слова. Спасибо, Хитрый, что послал мне купца Разуваева Фоку Фокича.

Про приглашение на ассамблею я вспомнила только ночью, но, разумеется, спускаться за ним не стала, как и приказывать будить Пимена. Мне не до ассамблей, мне срочно нужны рабочие руки… я поправила одеялко на сладко спящем сынишке и поняла, где мне эти руки взять. Пока не забыла, я осторожно поднялась с кровати, подошла к лавке, на которой стопками рядом со шмотками прочно поселились мои бумаги, сбросила на пол какое-то платье, уселась на него с ногами и написала письмо священнику. Монахини, вот кто поможет мне, а я помогу им — деньгами и всем, в чем нуждается монастырь. Да не оставят меня Пятеро.

За несколько следующих дней приглашение попадалось мне на глаза, я честно обещала себе им заняться — смутные воспоминания подсказывали, что игнорировать его не получится, — но лишь перекладывала с места на место. Визиты дядьки и его товарищей по бракоустроительному делу, осмотр домов, которые отказал мне граф Воротынский-Удельный, посещение складов купцов, предлагающих меблировку и ткани, я даже побывала в монастыре, куда меня после письма священнику пригласила настоятельница… Вот в монастыре я немного смогла перевести дух, пусть мы и говорили о делах, но спокойная уверенность матушки-настоятельницы и меня привела в чувство.

Страховая компания… название, прижившееся в мои времена, мне не нравилось. Слово «страх» клиентов могло шугануть, мне же было необходимо, чтобы душевладельцы отдавали мне страховой взнос в надежде на лучшее, а не на то, что взамен погибшей бабы и ребенка они получат некую фиксированную сумму. Выручил Фока Фокич.

— То, боярыня Екатерина свет Кириловна, — заметил он, когда споро записывал условия, которые я ему диктовала. — Дело ты такое мудреное затеяла… Душеспасительные взносы? Али как документ-то обозвать?

Милый ты мой, подумала я, и слезы навернулись на глаза — пусть я не кормила, пусть влияние гормонов ослабло, но периодически организм напоминал, что моя задача не только деньги считать. Милый ты мой человек, за какие заслуги тебя мне послали Пятеро?

Через неделю Фока Фокич, загадочно улыбаясь, пригласил меня прокатиться «до одного заведения». От купца я не ожидала подвоха, да и вряд ли здесь существовали сомнительные места — город не портовый, не казарменный, — поэтому согласилась. За мной, потому что это уже вошло у него в привычку, увязался Пимен. В возок мой он не помещался, ехал на санях, и даже сильная метель его не остановила. Я пораженно смотрела, как два мужика вешают над дверью вывеску «Душеспасительный и повивальный домъ. Головина, Разуваевъ и с-я», краем глаза наблюдала, как шевелится на санях сугроб и трясет бородой, и думала — вот насчет «с-ей» мы с тобой, Фока, не договаривались… Мимо здания проходили люди и, косясь на вывеску, совершали ритуальный жест.

В этом здании должны были расположиться и страховая — душеспасительная — касса, и школа повитух. Еще, как пояснил Фока Фокич, можно выкупить во-он