Вся фигня - от мозга?! Простая психосоматика для сложных граждан - Василий Чибисов

Поэтому говорить об «алекситимии вообще» нельзя. И все тесты оказываются бесполезными, если вы не рассматриваете каждый случай отдельно. Чаще опрашиваемый даёт «антиэмоциональный» ответ потому, что слишком хорошо знает контекст своих проблем. Ну не могут ответственные люди, склонные к рефлексии, наобум отвечать на вопросы, касающиеся важных жизненных ситуаций!

Очень показателен случай из практики, когда клиентка по своей инициативе прошла тестирование по Торонтской Алекситимической Шкале (ТАШ). И, в лучших традициях героя Джерома К. Джерома, сама наклеила на себя соответствующий ярлык. Но клиентка, будучи девушкой умной и продвинутой, на этом не остановилась. Она не стала зацикливаться на первых результатах и регулярно перепроходила тестирование, чтобы лучше следить за своими успехами (или за качеством нашей работы).

Клиентка подошла к делу весьма ответственно и регулярно присылала обновленную excel-таблицу с очередными результатами. А что может быть желаннее для аналитического ума, чем упорядоченный набор экспериментальных данных. Интереснее всего здесь не только сама динамика, но и резкая корректировка первых результатов теста после беседы.

Тест представляет из себя примитивный опросник из 26 высказываний. Необходимо оценить по пятибалльной шкале, насколько вам подходит каждое высказывание. Один балл — совсем не подходит, пятёрка — очень подходит. У теста есть бинарный ключ: при анализе результатов у некоторых вопросов оценку надо «перевернуть» (точнее, вычесть оценку из числа шесть). Потом тупо сложить все полученные числа (с учетом ключа). Список вопросов, ключ и расшифровку результатов можно найти на любом психологическом сайте.

Чем больше вы набрали баллов, тем крепче ваша алекситимия. По замыслу автора теста. Но мы-то с вами знаем, что алекситимия — это характеристика не личности, а отдельных представлений. Сейчас мы в этом убедимся.

Итак, обратимся к архивным записям.

А. Клиентка

Возраст: около 30 лет. Построила успешную карьеру адвоката. Не в браке, не в отношениях. Социальные контакты за пределами работы ограничены.

Росла в полной семье, была вторым ребенком (старший брат, разница в четыре года). С родителями сохраняет доверительные отношения. Брат эмигрировал в США в 1991-м, связь с ним утеряна.

В анализе с февраля 2015-го. В записях фигурирует как Ц (Церера).

Б. Предыстория

В возрасте 14 лет клиентке был поставлен диагноз «астма средней тяжести». Приступы носили эпизодический, острый характер, были непродолжительными. Большая часть приступов приходилась на обеденное время, когда за столом собиралась вся семья. Постепенно время приступов смещалось. К 17 годам окончательно установилась закономерность: приступы происходили около 23.30, только если в тот день имело место общение с компанией сверстников. При этом никаких конфликтных или неприятных коммуникативных ситуаций Ц. не помнила. По достижении 20 лет приступы прекратились без какого-либо дополнительного лечения.

Начиная с 2008 года имели место проблемы с алкоголем, что стало причиной обращения к врачу-наркологу (2010). Ни лечение, ни сама тяга к алкоголю не мешали построению карьеры. Факт алкогольной зависимости скрывался от коллег и родственников. С 2012 года имел место внезапный полный отказ от алкоголя, устойчивый по настоящее время. Клиентка упомянула, что значительных успехов здесь ей помогли достичь услуги «особенного психотерапевта». От дальнейших разъяснений клиентка категорически отказалась, сказав лишь, что «вы, психоаналитики, такой подход не одобряете».

Возможно, речь идет об императивной гипнотерапии. В любом случае этот фактор в анализе не проявлялся.

Примерно в 2013-м (то есть через год после преодоления алкогольной зависимости) у Ц. начались проблемы с достижением возбуждения и получением удовольствия от близости с партнером. Это послужило причиной разрыва отношений и «разочарования в мужчинах». Были попытки сексуальных контактов с коллегами своего пола («в качестве прокурорской проверки». — Ц.), но и они не принесли никакого удовольствия. По настоящее время Ц. сознательно избегает интимной близости с кем бы то ни было.

В. Первичный запрос

Клиентка обратилась по поводу приступов удушья, которые мешают ей выступать на судебных прениях. Приступы возникают спонтанно, безотносительно важности дела. В вечернее время вероятность приступа выше. Приступ выражается в кратковременном затруднении дыхания и сопровождается чувством безотчетного страха. Проходит быстро и бесследно. Как правило, сторонний наблюдатель не замечает самого факта приступа. Первый приступ удушья имел место осенью 2013-го, с тех пор клиентка научилась контролировать ритм дыхания во время приступа, тем самым маскируя его.

Клиентка была уверена, что подобные приступы — «естественные остатки недолеченной астмы». Первичный запрос состоял не в их устранении, а в «контроле над собственной паникой». Тема контроля вообще очень актуальна для психосоматических клиентов: им чаще важно управлять симптомом, чем устранять его или искать причины.

Г. Первый разговор об эмоциях

Уже на второй сессии клиентка высказала желание контролировать свои эмоции. Вопрос, какие именно эмоции мешают и нуждаются в контроле, поставил клиентку в тупик. Она долго не могла назвать ни одной эмоции, как будто этот кусок словарного запаса был вытеснен.

____

А.: Уточните, что Вы понимаете под контролем над эмоциями.

Кл.: Когда надо на суде отстаивать чьи-то интересы, на меня наваливается скука. И душит. Все равно там многое на другом уровне решается. Но все равно волнуюсь. И начинаю задыхаться. Со временем научилась делать так, чтобы никто этого не замечал.

А.: Немного не понимаю. Как можно не заметить чужое удушье?

Кл.: Ну, это скорее внутреннее удушье. Я дышу, но не чувствую дыхания.

А.: А что Вы чувствуете?

Кл.: Страх.

А.: Так страх? Или волнение? Или скуку?

Кл.: Или скуку. Ну, я начинаю задыхаться и не чувствую дыхания. И вообще как-то себя не так чувствую.

А.: А обычно как Вы себя чувствуете?

Кл.: Обычно мне скучно. Обычно я ничего не чувствую. Вернее, чувствую, но это как-то все вперемешку. Но обычно я себя контролирую, а во время удушья нет. Мне нужна Ваша помощь, чтобы создать новую надзорную инстанцию в голове.

А.: То есть Вас путает не приступ, а потеря контроля?

Кл.: Я не знаю, что меня пугает. Но к приступам я привыкла. Что в них страшного? Контроль терять — страшно.

А.: Контроль над чем?

Кл.: Над эмоциями, фантазиями... Над собой.

А.: А что это за эмоции?

Кл.: Ну, какие-то мои эмоции.

А.: Какие?

Кл.: Мне их назвать?

А.: Желательно.