Музыка на иностранном - Эндрю Круми

Чарльз с Робертом продолжали встречаться и играли дуэтом, хотя теперь эти встречи становились все реже и реже. А Роберт очень сдружился с Энни. Именно он предложил собираться втроем — ходить в кино или на прогулки по воскресеньям. Очень скоро Кинг начал подыскивать подходящие предлоги, чтобы уклониться от участия в этих совместных походах и не напрягать Роберта с Энни. Рядом с ней он себя чувствовал скованно и неуютно, а ему это было не нужно.

Именно Энни в конце концов соблазнила Роберта — она всегда была женщиной очень серьезной и даже степенной и, хорошенько подумав, решила, что Роберт того стоит и что так будет правильно. К тому времени они были уже очень близкими друзьями. По словам Роберта, как брат и сестра. Он нередко заходил к ней; они подолгу оставались наедине, но никто из них не делал последнего, решающего шага. Однажды вечером Энни села рядом с Робертом, совсем-совсем близко, и решительно поцеловала его. Не ответить на ее поцелуй — это было бы хамство.

Это тоже был жест, но он вылился в ночь любви, сперва неуверенной и осторожной, но чем дальше, тем более и более раскованной, когда нервозность и страх отступили. В эту ночь Роберт убедил-таки себя, что он вовсе не обречен безысходно на связи с мужчинами — хотя время показало, что с этим выводом он несколько поторопился. А Энни была просто поражена тем, какой он нежный и внимательный; словно ее тело было хрупким цветком, которым он любовался и осторожно исследовал — но не сорвал и не сунул в гербарий (как Чарльз). Только потом, много позже, уже выйдя замуж за Роберта, она наконец прочувствовала в полной мере, как сильно ее оскорбил предыдущий любовник.

Но тогда она еще тосковала по Кингу — когда ее роман с Робертом только-только начался, а роман с Чарльзом еще не закончился, для нее.

Как-то вечером она занесла Чарльзу его книгу, которую он забыл у нее дома. Еще не прошло и трех месяцев с того вечера, когда они с Робертом играли «Крейцерову сонату», а она сама едва сдерживала слезы. Три недели назад была их первая ночь с Робертом. Конечно, книга была лишь предлогом. Энни пришла, чтобы расставить все точки над i. Она пришла, чтобы сказать Кингу, что он ей больше не нужен.

И все-таки под конец она оказалась в постели Кинга. Может быть, именно этого она и хотела, когда пришла к нему в тот вечер?

Он впустил ее, спросил, как она, как Роберт. Кинг мало виделся с Робертом после того, как они закончили «Паводок». Кинг не рассказывал Энни про «Паводок» и нисколечко не сомневался, что Роберт тоже ничего ей не сказал, хотя бы из тех соображений, чтобы не испортить свою репутацию в ее глазах.

Что-то в ответе Энни — когда она заговорила про Роберта — подсказало Кингу, что эти двое спят вместе. Перед глазами вновь встала та же картина, что и в тот вечер, когда они познакомились, Роберт и Энни: ее тело — уже не такое знакомое, память стирала детали, — и мужская фигура поверх него. Кингу ужасно хотелось спросить, а знает ли Роберт, как это делается, если с женщиной?

А в его, Кинга, глазах Энни вновь стала загадочной и интересной, словно окутанной флером тайны; совсем как тогда, в музее, когда он впервые увидел ее с группой школьников. От него не укрылось, что ее равнодушие к нему, ее беззаботный тон — лишь притворство. Ему доставляло особое удовольствие говорить с ней как с просто знакомой, одновременно смакуя воспоминания о ее теле — о формах, запахах, ощущениях.

Он не собирался ворошить прошлое, тему подняла Энни:

— А мы сможем забыть все, что было, и стать просто друзьями?

— Да я уже и забыл, — сказал Кинг.

Он не хотел сделать ей больно. Но его ответ очень ее обидел. Ему показалось, что она сейчас бросится вон, и он был бы не против, если бы она так и сделала. Но она не ушла.

— Мне тебя не хватает. Иногда я скучаю, — сказала она.

Энни была из тех женщин, которые пытаются залечить прежние душевные раны тем, что открываются для новых ударов. Кинг ответил, что ему тоже ее не хватает, и они сошлись на том, что им было очень неплохо вместе.

Но Энни на этом не остановилась:

— Мне было так хорошо с тобой, Чарльз. В смысле, в постели.

Эти слова были ошибкой. Если она пришла к Кингу не за тем, чтобы отправиться с ним в постель, к чему было говорить такое?

Когда она спала с Робертом в первый раз, ее поразила его осторожная, робкая нежность. Сейчас она уже засомневалась: может быть, это значит, что она ему не особенно и интересна. К тому же ей казалось, что когда Роберт спит с ней, он думает не о ней, а о ком-то еще. И ее мысли тоже начинали блуждать, она представляла себе вместо Роберта совсем других людей. Прошлой ночью, когда они с Робертом занимались любовью, она думала о Чарльзе.

А Чарльза сейчас занимал вопрос, который раньше как-то не имел для него значения: нравится ли ему Энни? Когда они спали вместе, это было не важно. Но сейчас она предлагала ему стать друзьями — а это уже совершенно другое дело, намного серьезнее. Сегодня она пришла под предлогом вернуть ему книгу, а на самом деле — чтобы вытянуть из него признание, что ему ее не хватает; не значит ли это, что ей присуща некоторая стервозность, на которую он раньше просто не обращал внимания? Ему казалось, что она с ним заигрывает — может быть, потому, что она просто не знала, как еще можно вести себя с ним. Он забеспокоился — не за себя, за Роберта. Он хоть сам понимает, во что его втягивают?

Она подошла и села рядом. Спросила, как идут дела, как работа, как музыка, с кем он сейчас встречается.

Кинг не занимался сексом уже несколько недель. Сейчас, когда Энни села так близко, ему вдруг стало обидно. Он напомнил себе, что когда ее тело утратило для него все свое очарование, он преспокойно спал с ней в одной постели, просто спал рядом, и все. И тут же ему представилось ее тело — и интерес к нему расцвел снова, потому что теперь это было лишь воспоминание. Теперь ему было странно и непонятно, как можно было лежать рядом с ее наготой, и не повернуться, не сжать ее в объятиях. К обиде прибавилось возбуждение. Эти два чувства терзали друг друга, как звери в яростной драке.

Он заговорил о Роберте, о том, какой он замечательный музыкант. Энни согласилась — да, замечательный, но именно тут Чарльз и понял, что она не любит Роберта. Когда она заговорила о нем, она едва сдержала вздох. Да, он ей нравился, она им восхищалась — и явно ему доверяла. Может, она уже даже решила, что хочет быть именно с ним. Но Чарльз ясно видел, что истинной страсти в ее отношении к Роберту нет.

— Он тебе очень подходит, — сказал Чарльз. — По-моему, как раз такой мужчина тебе и нужен.

— Ты о чем? — Она чуть отодвинулась, чтобы видеть его лицо; заложила волосы за ухо.

— Ну, видно, что ты теперь счастлива.

— Разве? — Чарльз говорил именно то, что она хотела услышать, — и поэтому она сразу засомневалась, а так ли это. Да, сказала она, теперь она счастлива.

Она сидела так близко, что касалась его ногой. На ней были ужасные синие брюки.

Чарльз понимал, что она откровенно им манипулирует; она села слишком близко — да и весь этот разговор о прошлых чувствах… он заранее знал, что она ему скажет и какого ответа ждет. Все было так предсказуемо. Если он сейчас положит руку ей на колено, она отодвинется, подожмет губы и сухо попросит «держаться в рамках». Может, за этим она и пришла: чтобы его спровоцировать и тем самым дать себе возможность отвергнуть его так же, как он отверг ее.