Полосатый геноцид - Сергей Зверев

Локис снова подумал о пчелах, вспомнил, как дед выгружал соты из ульев. Интересно, а ведь местные жители не пользуются ульями. Здешние дикие пчелы живут в дуплах деревьев. Но тогда…

– Скажи, Максимка, – обратился он к маленькому африканцу, – а как у вас достают мед из пчелиных гнезд?

Парнишка охотно рассказал своему русскому другу, как это делают в племени мбунде:

– О, у нас здесь для этого есть одно растение… Называется карутанга. Да вон оно растет, – Максимка махнул в окно, показывая на огромный куст возле дороги. Карутанга выделялась своей пышностью даже на фоне прочей растительности, тоже далеко превосходящей размерами привычные сорняки русской Средней полосы.

– Ничего себе, здоровая какая дура, – искренне изумился Владимир. Максимка хитро ухмыльнулся:

– Главное, карутанга очень вонючая… Из стеблей карутанги выдавливают сок, мажутся им. Пчелы этого запаха не переносят. Держатся подальше, даже когда за медом в дупло лезешь, никого не кусают.

Барышня, до этого практически всю дорогу молча смотревшая в монитор ноутбука, подняла голову:

– По-моему, стоит попробовать.

Локис пожал плечами: – почему нет? Заметив у обочины сразу несколько кустов карутанги, он остановил машину. Достав нож, двинулся к кустам, с трудом преодолевая желание зажать нос. Карутанга и в самом деле… сильно пахла. Невыносимо. Подбежавший следом Максимка, весело смеясь, принялся давать очень толковые советы, как лучше срезать и при этом не заляпаться пахучим соком с ног до головы. Наконец возле Локиса нарисовалась довольно большая охапка. Он, передохнув, с некоторым сомнением начал прицеливаться к еще одному кусту, но Максимка отрицательно замахал головой:

– Нет, хватит, хватит. Этого даже много – стебли очень сочные. Все равно они долго не хранятся. Высыхают быстро. А когда они высыхают, запах слабеет, и пчела уже может подобраться поближе…

Локис подхватил нарезанную карутангу и двинулся обратно к машине. У джипа стояла Барышня и с веселой улыбкой смотрела на «заготовителей». Владимир поднял на нее глаза, и у него вдруг даже дыхание перехватило. Какая она все-таки красивая… Нет, конечно, как и остальные, он понял это еще при первой встрече. Но в отличие от того же Эдика Решетилова видел в ней девушку умную, добрую и обаятельную, а вовсе не гламурную секс-бомбу, которая по какому-то недоразумению вполне способна уложить тренированного десантника на асфальт и от нечего делать интересуется всякими букашками. И, будучи уверенным, что такая красавица просто не может быть одна, Локис даже в шутку не пытался «сократить дистанцию». Впрочем, шутить такими вещами он не умел и не любил. Узнав, что у Ольги степень кандидата биологических наук, Владимир за это зауважал девушку даже больше, чем за то, как она мастерски усадила хама на пятую точку. «Мужчина, – думал он сейчас, – может только мечтать о девушке, в которой так сочетаются красота внешняя и внутренняя, острый ум и образованность, прекрасная физическая форма с отсутствием завышенного самомнения». Локис часто встречал девчонок, воображавших о себе невесть что при куда меньших для того основаниях. Даже, случалось, влюблялся. Как правило, ненадолго. Но эта девушка совсем не такая… Сейчас Барышня казалась ему особенно красивой. Подогнанный по фигуре камуфляж лишь усиливал эффект, хотя прежде Локис считал, что военная форма не для девушек. Держа перед собой охапку карутанги, он попытался пошутить:

– Лучше, конечно, было бы букет роз получить, правда?

Ольга звонко рассмеялась:

– Верно, розы были бы уместнее. Но если бы это был букет, а не защита от насекомых. Хотя, если честно, я не люблю розы. Скажу тебе по секрету: мне больше нравятся тюльпаны.

Локис поймал себя на мысли, что чувства, которые он испытывает к Барышне, похожи на тлеющие угли. Вот сейчас она смеется – и словно поток воздуха касается угольков, стремясь пробудить неудержимое пламя. И эти чувства определенно были более теплыми, чем положено по отношению к товарищам по выпавшим испытаниям. Притом по не слишком долгим испытаниям. Он понял, что краснеет, и почти по-детски обрадовался, что лицо успело загореть под безжалостным либерийским солнцем. Похоже, Ольга все-таки что-то разглядела в его взгляде, потому что вдруг смутилась и бросилась к багажнику джипа. Когда Локис, досадуя на свою неуклюжесть, подошел ближе, она вдруг вынырнула из машины с каким-то пустым пластиковым мешком и, смеясь, сказала:

– Давай сюда запихнем эту… как ее… карутангу, завяжем – может, меньше вонять будет.

Когда Владимир взялся за край мешка, чтобы сподручнее было просунуть в него нарезанные стебли, их пальцы случайно соприкоснулись. Нет, никакая искра между ними не пробежала, и как от удара током никто из них не вздрогнул, но Владимир вдруг почувствовал, что ему очень нелегко принять то, что по возвращении домой он, скорее всего, потеряет эту девушку из виду – что может связывать талантливого ученого-биолога и обыкновенного спецназовца-контрактника, неделями пропадающего на полигонах и в «командировках»?

Мать ошибалась – девушки у него были, и не только пустышки, рядом с которыми и день трудно вытерпеть. Но большинство «дотягивало» до первой, максимум до второй командировки. А потом очередная подруга или честно признавалась, что встретила другого, или пыталась скрыть, что неплохо провела время в его отсутствие. Вот только Владимир обычно сразу чувствовал фальшь и без сожаления расставался с этой девицей, не испытывая ни малейшего желания бить морду тому, кто перешел дорогу. Так что финал отношений в любом случае был одинаков – он оставался один. Как правило, Владимир даже не успевал сказать матери, что у него есть девушка. Не говоря уже о том, чтобы их познакомить.

Что-то очень похожее на его предчувствие скорого и неизбежного расставания промелькнуло в глазах Барышни, когда их взгляды встретились. Она снова смутилась и перестала улыбаться. Локис осторожно взял у нее мешок, завязал и уложил в багажник.

– Пора ехать, – глухо сказал он и сел за руль. Ну почему так! Туманова молча забралась на заднее сиденье, к своему ноутбуку. Максимка, заметив погрустневшее почему-то лицо девушки, сразу же принялся рассказывать разные забавные истории из своего партизанского детства, в котором их, как ни странно, хватало. Вскоре он добился желаемого эффекта – Барышня снова заулыбалась, да и Локис, вписывая джип в бесконечные загогулины дороги, тихонько посмеивался. Мешок не помог – вонь в салоне стояла страшная, несмотря на то что все окна были открыты. Локис поднес руку поближе к носу и принюхался – черт, тоже пахнут. Пытаясь отвлечься от тяжелого запаха, он неожиданно для самого себя повернулся к Ольге и спросил:

– А где ты так научилась драться и стрелять? Не у пчел ведь?

Девушка рассмеялась:

– Нет, не у пчел. Мой отец – офицер-десантник, я выросла среди «голубых беретов». Все детство прошло по гарнизонам. Я и в Москву-то перебралась, только когда школу закончила и в университет собралась поступать. Отцу тогда как раз полковника дали и в Подмосковье перевели…

Локис вдруг понял, почему лицо Барышни с самого первого момента казалось ему знакомым и кого она ему напоминала. И он вдруг неожиданно для себя самого спросил: