Жена путешественника во времени - Одри Ниффенеггер

– Я не могу, Ингрид, просто не могу. Прости…

– Генри!

Она бежит за ним, и тут они оба видят меня, неподвижно стоящую посреди коридора. Генри мрачно хватает меня за руку, и мы быстро идем к лестнице. Через три ступеньки я оборачиваюсь и вижу, что она смотрит на нас, руки в боки, беспомощная и напряженная. Генри оглядывается, после чего мы продолжаем подниматься.

Мы находим наш столик, который каким-то чудом по-прежнему пуст и на стульях по-прежнему висит наша одежда. Огни гаснут, Генри повышает голос, перекрикивая толпу:

– Извини. До бара я так и не дошел. Наткнулся на Ингрид…

Кто такая Ингрид? Я вспоминаю, как стояла в ванной Генри с помадой в руке, и мне нужно все выяснить, но темнота сгущается, и «Violent Femmes» появляются на сцене.

Гордон Гано стоит у микрофона, глядя на нас всех, раздаются угрожающие аккорды, он наклоняется и поет первые строчки «Blister in the Sun»; все взрываются от восторга. Мы с Генри сидим и слушаем, потом он наклоняется ко мне и орет:

– Хочешь уйти?

Перед сценой – сплошное месиво из человеческих тел.

– Я хочу танцевать!

Генри смотрит с облегчением:

– Класс! Конечно! Пойдем!

Стягивает свой галстук и засовывает в карман пальто. Мы продираемся вниз по ступенькам и попадаем в основной зал. Я вижу Клариссу и Гомеса, они танцуют более или менее вместе. Кларисса в восторге, в эйфории, Гомес еле движется, сигарета зажата между зубами. Он видит меня и машет рукой. Двигаться через толпу – это как брести по озеру Мичиган; нас то утягивает, то отталкивает, мы плывем к сцене. Толпа скандирует: «Еще! Еще!», и «Femmes» отвечают, заставляя свои инструменты издавать дикие звуки.

Генри движется, вибрируя в такт басам. Мы рядом со сценой, танцующие на огромной скорости сталкиваются друг с другом, качаясь из стороны в сторону, а с другой стороны люди трясут бедрами, размахивают руками, притоптывают в такт музыке.

Мы танцуем. Музыка пробегает через меня, звуковые волны хватают за позвоночник, двигают моими ногами, бедрами, плечами; голова не участвует. («Красивая девчонка, классное платье, скромная улыбка, о да, где она теперь, знать бы мне».) Открываю глаза и вижу, что Генри, танцуя, наблюдает за мной. Когда я поднимаю руки, он хватает меня за талию, и я подпрыгиваю. Целую вечность рассматриваю зал с высоты. Кто-то машет мне рукой, но я не вижу, кто это, потому что Генри ставит меня на место. Мы касаемся друг друга в танце, потом распадаемся. («Как объяснить свою боль?») Пот течет по мне. Генри трясет головой, черной волной разлетаются волосы, брызги пота летят мне в лицо. Музыка затягивает, играет мной («Мне незачем жить, мне незачем жить, мне незачем жить».) Мы бросаемся в эту музыку. Мое тело эластично, ноги глухи, ощущение белого огня идет от паха к темени. Музыка разбивается о стену и останавливается. Мое сердце выпрыгивает из груди. Прикладываю ладонь к груди Генри и удивляюсь, что он лишь чуть запыхался.

Немного погодя захожу в женский туалет и вижу, что Ингрид сидит на раковине и плачет. Маленькая черная женщина с черными длинными косичками стоит перед ней, тихо говорит что-то и гладит по голове. Звуки рыданий Ингрид отражаются от сырой желтой плитки. Я начинаю пятиться из туалета, но мое движение привлекает их внимание. Они смотрят на меня. Ингрид выглядит ужасно. Вся ее тевтонская холодность исчезла, лицо красное и припухшее, тушь потекла. Она смотрит на меня, унылая и изможденная. Черная женщина подходит ко мне. Она мила, нежна, темна и грустна. Подходит ко мне близко и тихо говорит:

– Сестренка, тебя как зовут?

– Клэр, – поколебавшись, отвечаю я. Она оглядывается на Ингрид:

– Клэр. Послушай мудрого совета. Ты лезешь туда, куда не надо лезть. Генри – это печально, но это печаль Ингрид, и ты просто дурочка, что лезешь в это. Ты меня слышишь?

Я не хочу знать, но ничего не могу с собой поделать.

– О чем ты?

– Они собирались пожениться. Потом Генри все разрывает, говорит Ингрид, что ему жаль, просит не обращать внимания, просто забыть. Мне кажется, что ей будет так лучше, но она слышать ничего не хочет. Он плохо к ней относится, пьет, ведет себя, как будто ничего не было, исчезает на несколько дней, потом возвращается, как будто ничего не произошло, трахает все, что шевелится. Это Генри. Когда он заставит тебя рыдать и страдать, не говори, что тебя не предупреждали.

Она резко поворачивается и идет обратно к Ингрид, которая продолжает смотреть на меня с немым отчаянием.

Наверное, я слишком уж на нее таращусь.

– Извините,– говорю я и убегаю.

Брожу по коридорам и наконец нахожу нишу, где никого нет, кроме спящей готического вида девушки на виниловой кушетке с зажженной сигаретой между пальцев. Я забираю у нее бычок и тушу о грязный кафель. Сажусь на подлокотник кушетки и чувствую, как музыка вибрирует через копчик вверх по позвоночнику. Доходит до зубов. Я по-прежнему хочу писать, болит голова. Хочется плакать. Я не понимаю, что только что произошло. То есть я понимаю, но не знаю, что с этим делать. Я не знаю, нужно ли мне это просто забыть, или обидеться на Генри и потребовать объяснений, или что. Чего я ждала? Как бы мне хотелось послать в прошлое открытку, тому хаму Генри, которого я не знаю: «Ничего не делай. Жди меня. Скучаю».

Генри высовывает голову из-за угла.

– Вот ты где. Я уж подумал, что потерял тебя.

Короткие волосы. Генри или постригся за последние полчаса, или я смотрю на своего любимого потерянного во времени человека. Я подпрыгиваю и бросаюсь к нему.

– Упс… эй, я тоже рад тебя видеть…

– Как же я скучала… – Теперь я действительно плачу.

– Я был с тобой последние несколько недель без перерыва.

– Я знаю, но… ты – это все же не ты — в смысле, ты не такой. Черт…

Я прислоняюсь к стене, и Генри прижимается ко мне. Мы целуемся, и потом Генри начинает облизывать мое лицо, как кошка своего котенка. Я стараюсь мурлыкать и начинаю смеяться.

– Ты придурок. Ты пытаешься отвлечь меня от своего позорного поведения…

– Какого поведения? Я не знал, что ты есть на свете. Я мучительно встречался с Ингрид. Я порвал с ней меньше чем за двадцать четыре часа до встречи с тобой. Я имею в виду – неверность ведь не обладает обратной силой, а?

– Она сказала…

– Кто сказал?

– Черная женщина. – Я передразниваю ее прическу.– Невысокая, большие глаза, косички…

– Боже. Это Селия Аттли. Она презирает меня. И влюблена в Ингрид.

– Она сказала, что ты собирался жениться на Ингрид. Что ты постоянно пьешь, трахаешь всех подряд и вообще плохой человек и что мне нужно бежать от тебя. Вот что она мне сказала.