Спаси меня от холода ночи - Кира Мон

Никакой жалости.

Я не хочу, черт побери, никакой жалости.

Я не хочу, чтобы мой хренов отец влиял и на мою жизнь в Каслданнсе.

– Извини, что постучалась так рано, – начинаю я. – Я разбудила Эмми.

Нилл лишь кивает, и я отступаю назад.

– Обещаю, такого больше не повторится.

Мне нужна машина. Нужно как угодно наскрести на нее денег. Какую-нибудь подержанную и в рассрочку я должна потянуть.

Нилл идет за мной к двери, и, когда я хватаюсь за ручку, перебирая в уме варианты, как бы попрощаться – не то чтобы они у меня имелись, – мою руку накрывает его ладонь.

– Побудь еще.

Я недолго выдерживаю его взгляд, этот внимательный, настойчивый взгляд, прежде чем опускаю глаза на его грудь и качаю головой. Никаких вопросов. Не хочу говорить о том, что Нилл сейчас понял по моему разговору с Пиппой. Я бы вообще с удовольствием стерла из его памяти последние пятнадцать минут.

Нилл отпускает меня, но, вместо того чтобы развернуться и уйти, я прислоняюсь лбом к его груди. И я слишком вымотана, чтобы рассуждать, почему так себя веду.

Теплая рука Нилла гладит меня по спине, медленно, снова и снова, а потом он вдруг замирает.

– В ту ночь, когда ты заплакала… – Я чувствую, как он подыскивает слова. – Я сделал что-то, что тебя…

Резко подняв голову, смотрю ему в глаза.

– Нет. – Не хочу об этом говорить. Прекрасно понимаю, что мои действия выглядят как побег, а в слова сложно поверить, но все же я нащупываю ручку двери. – Нет, это совершенно с тобой не связано.

На этот раз Нилл меня не держит. Я спиной выхожу на площадку и медленно закрываю дверь перед его лицом. А он просто стоит, не останавливая меня, но по его глазам я читаю слова, предложения, вопросы и кое-что еще, то, из-за чего на последних сантиметрах так осторожно закрываю дверь, что замок защелкивается почти бесшумно.

За дверью не слышно шагов, и я представляю себе, как Нилл до сих пор стоит там, всего в паре сантиметров от меня. И аккуратно прикладываю ладонь к темному дереву. Под ледяными пальцами оно кажется теплым.

Перемены в поведении Нилла по отношению ко мне едва заметны, но я их ненавижу. На первый взгляд он кажется таким же ненавязчивым и сдержанным, как и прежде, но я ощущаю, как периодически мужчина задумчиво смотрит на меня и то и дело улучает моменты во время работы, чтобы что-нибудь сказать, хотя я практически не даю ему такой возможности. Уже несколько ночей я не была на пляже и действительно хотела бы, чтобы Нилл просто игнорировал то, что услышал из моего телефонного разговора с Пиппой.

В Каслданнсе нет места моей кошмарной истории. Это мой идеальный мир, где всегда должно быть безоблачно, но сейчас осведомленность Нилла давит на меня тяжким грузом.

Эмми все происходящее мало беспокоит. Буквально через день после того, как я, словно ненормальная, вломилась в их квартиру, с утра она стояла у меня под дверью, и на следующий день, и потом тоже. Поначалу стоило опустить взгляд на рыжую головку девочки, мой уровень стресса подскакивал на невообразимую высоту, но с каждым ее визитом напряжение снижается. Это серьезное лицо одновременно успокаивает и выбивает меня из колеи, так часто я распознаю на нем эмоции, которые не отличаются от моих собственных. Чем бы ни было то, что нас связывает, оно притягивает нас друг к другу. Эмми поддалась этой силе, а я слишком слаба, чтобы не обращать внимания на ее стук в мою дверь.

Она приходит рано утром, таща за собой Нобса, обычно между восемью и девятью часами, а когда однажды малышка не показывается в привычное время, я чуть ли не принуждаю себя не стучаться в соседнюю квартиру с вопросом: «Привет, а можно Эмми выйдет поиграть?»

Только в районе одиннадцати стук все-таки раздается, и я удивлена, обнаружив в дверях не только Эмми, но и ее отца. У него на лице смесь беспомощности, вины и неуверенности.

– Вчера ночью я запер дверь, чтобы не дать Эмми постоянно заявляться к тебе, – поясняет он, пока девочка безучастно смотрит мимо меня внутрь квартиры. – Десять минут назад я проснулся, а она просто сидит на полу перед закрытой дверью… не знаю… ничего, что она к тебе ходит?

– Конечно.

Теперь это в каком-то смысле официально, и Эмми по утрам отправляется не в детский сад, а ко мне. И пусть пару недель назад я считала это невозможным, пусть со временем на мне все больше и больше сказывается недостаток сна, я радуюсь ее присутствию. Осознаю я это, когда однажды утром она вновь не возникает у меня на пороге.

У Эмми температура, но в остальном она

чувствует себя более-менее хорошо.

Это сообщение от Нилла прилетает мне в половине десятого.

Может все равно прийти, если хочет.

И если ты разрешаешь.

Не проходит и десяти минут, как раздается стук в дверь.

Не знаю, воспринимает ли девочка это таким же образом, как я, и поэтому ли тянется ко мне. Часто мы просто молча проводим время вместе, Эмми тихо разговаривает с Нобсом, а я сижу рядом и слушаю. Иногда мы общаемся в странной, осторожной манере, периодически подбираясь к темам, которые, вероятно, каждая из нас по своим причинам считает слишком тяжелыми, чтобы о них говорить. Но ничего страшного. Как-то я предложила Эмми почитать ей вслух, и хотя она долго сомневалась, в итоге согласилась. Время, которое мы проводим вместе за книгой, создает между нами еще одну связующую нить. Я заказываю детские книги, которые много значили для меня раньше, и то, что могу прочитать их с девочкой, тоже меня успокаивает.

Мы теперь не играем в «Маму, папу и ребенка», и Нобсу больше не нужно спать в моей постели. Ни разу больше я не предлагала девочке спеть вместе, однако в душе у меня есть такое желание. И мне хочется спеть именно Эмми, не Фэй. Понимание этого сначала приносит боль, но Фэй – это Фэй, моя малютка, а Эмми – это Эмми, девочка, которую приняло мое сердце.

В обед Нилл ее забирает, и каждый раз Эмми без малейших возражений встает и направляется к двери, даже если в этот момент мы дочитали до интересного места. Она топает мимо отца, тот прощается, а я просто сижу и размышляю, буду ли – и если буду, то как – обсуждать с Ниллом странное поведение его дочери рядом с ним. Если бы он хотел об этом поговорить, то уже бы это сделал. Он же терпит, что я ему тоже ничего не объясняю.

После ухода Эмми я, как правило, ложусь еще часа на два в кровать. Вместо сна мои мысли часто мечутся вокруг Пиппы, которая с того утра уклончиво реагирует на мои вопросы. Мол, все нормально. Нет, он больше не срывался. Нет, она не боится.

– Сиенна, не задавай мне постоянно одни и те же вопросы, ладно? – однажды говорит Пиппа. – Тебе больше не нужно ни за кем тут приглядывать.

Эта фраза сражает меня наповал, предложения разрывают внутри глубокую рану. Знаю, сестра не то имела в виду, но тем не менее ощущаю себя оторванной, отделенной, отвергнутой семьей. Моей семьей, состоящей из Пиппы.