Дерлямбовый путь Аристарха Майозубова - Артем Валентинович Клейменов

ожидания, секс прерывался недолгим сном измождённой девушки, во время которого Аристарх записывал стихи и лишь к семи утра, окончательно умаявшись, уснул. На концерт идти не особо хотелось, ведь предстояло прыгнуть в одну и ту же воду, увидеть того же самого человека, но уже по прошествии многих лет. Удивительно, эти события разделяют двадцать лет! Гребенщиков, создав, то первое, удручающее впечатление и сейчас вызывал лишь чувство разочарования, поэтому ничего хорошего от грядущего мероприятия поэт не ждал.

Всплывшая в сознании цифра двадцать неожиданно закрутилась в голове, и он почувствовал, как на виске от напряжения завибрировала вена. Аристарх не придал странному событию особого значения, но сразу, после промелькнувшего озарения, цифра двадцать начнёт постоянно мерещиться, преследуя везде и во всём, он станет её видеть на упаковках продуктов, номерах машин и домов, магазинных чеках и просто написанной на асфальте. Сознание словно объявило охоту и постоянно указывало на некую значимость навязчивого сочетания двойки и ноля. Такое переживалось впервые, поэтому молодой человек не слишком заморачивался, считая, что это очередная странность, связанная с особенностью обострённого восприятия и чрезвычайно энергозатратной ночью.

Аня уверенно вошла на кухню, из одежды на ней была только полная очарования загадочная улыбка, девушка с чувством лёгкого превосходства забрала у Аристарха едва начатый кофе, царственно присев на высокий кухонный стул.

— Даже не думай не идти на концерт, — словно прочитав мысли Аристарха, безапелляционно заявила прелестница, делая глоток терпкого напитка.

— То есть, я попал? — с наигранной грустью, обречённо произнёс Майозубов.

— В этом можешь не сомневаться, милый…

— Милый? Так меня ещё никто и никогда не называл, — чуть смущённо усмехнулся поэт.

— Божечки ты мой, мальчик засмущался, — оставив нотки покровительства в голосе, подразнила его Аня. Её чудный прибалтийский акцент делал фразу немного мультяшной, будто бы мама-медведица успокаивала своего несмышлёныша медвежонка.

— Ты очаровательна, даже когда воруешь у меня кофе, — улыбнулся Аристарх и поцеловал девушку в шею.

— К кофе должна идти печенька и шоколадная конфетка, — чуть капризно сказала Аня.

— Обещаю найти…

— Тогда, после того, как я выпью кофе, можешь проводить меня в спальню…

— Сильное предложение, Аня… Секс за конфетку? А я не прогадаю? Конфетки, между прочем, с орешками…

— Какой же ты, всё-таки, меркантильный, — очаровательно рассмеялась девушка.

Ранние зимние сумерки съели остатки дневной серости, превратив Москву в яркую барышню, примерившую платье из бесконечных цветных фонариков, рекламных щитов и ярких витрин. Такси, преодолев несколько небольших пробок, доставило Аристарха и Аню к клубу «Arena Moscow», располагающемуся в районе метро «Динамо». Помещение предсказуемо разрывало от огромного количества поклонников. Майозубов расположился в ложе, где сидела масса узнаваемых лиц, а Аня, посчитав, что забитый народом танцпол будет много лучше чопорности кресел, счастливо упорхнула. Впрочем, она обещала вернуться, чтобы проверить, что Аристарх не сбежал с мероприятия и искренне наслаждается юбиляром.

Концерт начался в двадцать один ноль пять после того, как, похожий на потрёпанную гориллу из фильма «Планета обезьян», Гребенщиков вышел на сцену. «Наверное, такое забавное сходство происходит из-за специфически подстриженной растительности на лице», — отметил про себя поэт и стал вслушиваться в песни популярного исполнителя. По прошествии получаса, пришло понимание, что отношение к певцу совсем не изменилось и уже точно никогда не изменится. Стало не то, чтобы скучно, но как-то пусто: ни а ля «механизм» оформленная сцена, ни сыгранность музыкантов, ни восторги присутствующих — ничего не давало ощущения полноты. Меж тем, Аристарх любивший музыку разных жанров не мог утверждать, что перед ним некачественное шоу, но расслабиться и влиться в общий поток наслаждения действием не удавалось. За загадочным, бережно выстроенным образом скрывалась обычная серость, дрейфующего по воплощению самодовольного организма и эта демонстративная серость порождала неприятную пустоту…

Чтобы преодолеть откровенную скуку, поэт стал рассматривать зал, отметив, что на юбилейный концерт пришло очень много известных людей. Понятно, что концерт снимали для трансляции по телевидению, а лишний раз сверкнуть физиономией по «зомбоящику» дело вполне нормальное, но, как ни крути, у многих в глазах была неподдельная искренность и, возможно, даже капелька ностальгии по ушедшей молодости. Аристарх порадовался, что люди испытывают столь яркие положительные эмоции и по этой причине немного потеплел, к поющему со сцены музыканту.

Справа от него, буквально через пару мест, сидел мерзкого вида облезлый дед с отсутствующим и одновременно блаженным взглядом, персонаж сосредоточенно слушал музыку, иногда мечтательно улыбался и одобрительно тряс головой. Господи, кого тут только нет, — удивленно прошептал Майозубов и, к своему величайшему изумлению, понял, что этот полоумный дед никто иной, как Макаревич. «Да такого просто не может быть»! — молнией промелькнуло в голове, а едкий, липкий ужас от увиденного, душащей волной прошёлся по организму. Он хорошо помнил того шустрого и даже чем-то очаровательного одувана, исполняющего задорные песенки в составе группы «Машина времени», а сейчас перед ним сидело нечто иллюстрирующее поговорку: «Бог шельму метит». Не вызывало никаких сомнений, что столь отвратительное впечатление связанно не с банальной старостью весьма популярного исполнителя прошлых лет, а с некой конструкцией внутреннего мира наблюдаемого. Складывалось впечатление, что сильно полинявший музыкант генерирует высокомерие и какую-то бесконечную ненависть, которая постоянно ищет выход, словно бы вся любовь, которую дарила сердечная советская и постсоветская публика, перерождалась именно в это, присущее капризным детям Сатаны, чувство.

Внезапно перед мысленным взором Аристарха пролетели связанные картинки, показывающие некое будущее этой личности и всё встало на свои места. «Так впечатление о нём совсем не случайно, и предыдущее, с прогулки по набережной, видимо, тоже», — горестно подумал ошарашенный Майозубов, решив, что, если талант сделает его таким же неприятным, он покончит жизнь самоубийством. Промелькнувшее будущее показало всю суть престарелого Макаревича, отчего в голове сложились не очень приличные, весьма злые и совсем не поэтичные строки:

Лица стёрты, краски тусклы,

Пустота безумных глаз

И хоть женщин ты целуешь,

Ты по жизни пидорас…

Невыносимая боль, рождённая увиденным, вошла в сердце Аристарха, он страшно сожалел, что поддался чарам соблазнительной Ани и пошёл на это мероприятие, деятельно осознав, что некоторые вещи лучше не знать и не видеть. Хотелось сбежать, поэт поискал глазами Аню, в надежде, что та его поймёт и позволит уйти, но девушка ещё не вернулась с танцпола, а на её месте сидел очень озабоченный Бориска.

— Ну как тебе последние впечатления? — с нотками несвойственного его сути безразличия, произнёс тот.

— Бориска, мне кажется, что я схожу с ума…

— А что так? Помнится не так давно ты почём зря нёс в мой адрес непотребную хулу и считал себя вполне адекватным…

— Ну я думал, что ты не