Шестое чувство - Наталья Корнилова

* * *

Подъезд угрюмо повторял наши шаги. Мы остановились перед обитой серым кожзаменителем дверью, и Родион вдруг вынул пистолет с навинченным на него глушителем и несколько раз выстрелил в замок.

– Черрт! – пробормотал Белосельцев, дернувшись в сторону Родиона, но я придержала клиента.

Родион Потапович с неожиданной в его щуплом теле силой толкнул простреленную дверь и стремительно вошел в прихожую, а потом тут же ворвался в комнаты.

На него смотрела белая от ужаса Нина Алексеевна. В кресле в углу сидел Роман, и Шульгин, наведя на него пистолет, рявкнул:

– Немедленно!..

– Что вы имеете в виду?

Шульгин бросился в кухню и вернулся оттуда с наполненным до краев стаканом водки. Он поставил его на столик и отошел, не опуская дула пистолета:

– Пей!

Белосельцев смотрел недоуменно, но в его ясном взгляде появилась тревога.

– Пей, или я буду стрелять! Не смотри на меня, или я буду стрелять! Ничего не говори… или я буду стрелять!! – рявкнул Родион, и тогда Рома с белым лицом взял стакан водки и, простонав, выпил его до дна, а потом рухнул в кресло. С расширенными глазами наблюдал все это Сергей Георгиевич, выглянувший из прихожей, но вмешаться не решался.

– Нужно выждать несколько минут, – сказал босс.

– Но… зачем? – спросила я.

– А ты до сих пор не поняла? Ведь он едва не угробил тебя там, в доме Усова!

– Да, но…

– Роман Белосельцев – сильнейший экстрасенс, Мария. Он без труда сделает с любым обычным человеком все, что ему заблагорассудится.

– Не надо… не… – раздалось из угла.

Роман тряс головой, как собака, которой в голову попал репей. Потом опустил лицо в ладони и захлебнулся рваным истерическим смехом.

– Ну что же, – с удовлетворением отметил Родион, – теперь, пожалуй, можно кое-что вам объяснить, Сергей Георгиевич. Прежде всего нужно вам сказать, что сидящая перед вами женщина, ваша жена, долгое время обманывала вас, и не только вас, но в первую очередь своего теперь покойного отца, генерала КГБ, которого и она, и ее сообщники не без основания опасались.

– Обманывала? Сообщники? – пролепетал Сергей Георгиевич.

– Вот именно. В ваше первое появление вы долго рассказывали нам, как разительно отличаются два ваших сына, Роман и Дмитрий. Ваши переживания по этому поводу понятны, вы все-таки слабый человек. Слабый, даже не спорьте. А вот ваша жена – чрезвычайно сильная женщина. Потому что только чрезвычайно сильная женщина может скрывать ТАКОЕ. Сергей Георгиевич, вы спрашивали, где ваши сыновья. Я хочу подкорректировать постановку вопроса. Вернее спросить: где ваш сын? Потому что у вас, Сергей Георгиевич, никогда не было ДВУХ сыновей. Только один, его зовут Дмитрий Белосельцев. Роман же Белосельцев – это миф. Его нет и НИКОГДА не было.

Сергей Георгиевич захлопал глазами. Нина Алексеевна сидела неподвижно и смотрела в стену.

– Конечно, вы можете мне не верить, потому что сообщенное мной парадоксально и в мозгу у вас не укладывается, – продолжал Родион. – Но тем не менее это так. У меня, кстати, тоже уложилось не сразу. Так вот, Сергей Георгиевич, позвольте рассказать вам все с самого начала. А вы, Нина Алексеевна, в случае, если я отклонюсь от истины, поправьте меня. – Родион Потапович кашлянул и продолжил: – Простите, что я вынужден копаться в личных делах вашей семьи так глубоко. Но судьба с вами, Белосельцевыми, обошлась очень прихотливо. Ну ладно, обо всем по порядку. Так вот, Сергей Георгиевич: двадцать три года назад у вас родился сын. Назвали его Димой. Сын оказался болезненным мальчиком и…

– Не надо, – тихий всплеск голоса Нины Алексеевны сумел прервать накат размеренной речи моего босса. – Не надо, я сама. Я вижу, что вы знаете. Тем более что вы нас нашли. Сережа, он прав. Он правильно сказал: у нас никогда не было сына Романа. Никогда, понимаешь?

– Но как же так…

– Я тебе соврала. Помнишь, я сказала тебе… когда Диме было пять лет… что на самом деле у меня была двойня и что второго мальчика я от тебя скрыла, потому что он родился с родовой травмой и друзья моего папы поместили его в клинику? Так вот, ничего такого не было. Родовая травма была как раз… у него. – Она кивнула в сторону сидящего в кресле сына. – Дело в том, что Владлен Моисеевич Горовой взялся лечить Диму новейшими методами и использовал при лечении новые препараты, которые сам он называл революционными. Я не хотела, чтобы об этом знал ты и особенно папа. Тем более что он хорошо знал Горового и приставленного к отделу – они называли его ПФО, психофармакологическим отделом – Усова. Знал их и не доверял им. А скрывать то, что делали с Димой методы и препараты Горового, было все труднее. Потому что лечение было успешным, Дима… проще говоря, он умнел прямо на глазах. К тому же… Горовой говорил об этом… у него сильнейшая энергетика и способность к внушению. Он смеялся и говорил, что еще несколько лет, и Дима научится убивать взглядом, как василиск в легенде. Вот тогда я и сказала, что у меня есть еще один ребенок. Ты не помнишь того разговора: парой лет позже Дима перекодировал тебя. Твою память.

– Что значит – перекодировал? – буквально завизжал Белосельцев. – Я что… видеомагнитофон, сейф, микроволновая печь… чтобы меня!..

Нина Алексеевна смерила его холодным взглядом:

– А что мне было делать? Пришлось изворачиваться и лгать, пришлось выдать изменившегося Диму за другого сына… его назвали Ромой. Я придумала легенду про то, что якобы его сочли мертвым, но он выжил, его воспитали… Усов снабдил меня соответствующими документами, люди из «конторы» позаботились об альбомах с фотографиями «братьев-близнецов», так появился Роман Белосельцев, мой второй сын. А что было делать? – повернулась она ко мне. – Вы же видели те две фотографии и тоже подумали, что это два разных человека. Дима менялся с поразительной быстротой, и ни от кого нельзя уже было скрыть эти перемены. И тогда возникло вот это раздвоение: я сказала, что Диму надо поместить в больницу, ему дали дикий диагноз… а Рома жил при нас.

– Но зачем, зачем такие сложности? – простонал Сергей Георгиевич.

– А затем, – внушительно сказал Родион, – что ваш тесть, генерал Поземов, легко смог бы сорвать все эксперименты, если бы понял, что с внуком происходит что-то неладное. Ведь у Ромы… поумневшего Димы… были припадки, которых раньше никогда не наблюдалось у «нормального дебила» (Родион применил формулировку доктора Круглова, ее сообщила ему я) Димы. Ведь вы медленно убивали своего сына, Нина Алексеевна, думая, что сможете сделать из недоразвитого мальчика… гения, экстрасенса, кого еще?! Да. И вот для того и понадобился брат-близнец. А потом стало проще: вы переехали в Москву, а Дима – якобы – остался в Воронеже. До поры до времени все шло гладко, юноша стабильно получал препарат, раскрывал все новые способности. А потом – срыв, не так ли? У Горового что-то не заладилось, для этого и пришлось Рому-Диму «отправлять в армию»? На пять лет отправлять, не так ли? С глаз долой, из сердца вон? Вы все это знали, Нина Алексеевна. А вот Сергей Георгиевич, отпустив якобы в армию одного сына, чаще навещал в клинике второго. Он и представить себе не мог, что тот, кого он отправил в армию, на самом деле все эти пять лет находился в клинике, подопытным кроликом, и что профессор Горовой пытался при помощи Димы проверить какие-то свои черные методики!