Вкрадчивый шепот демона - Владимир Контровский

И тебя слушают, пусть даже не понимая до конца, что же ты делаешь, и как тебе это удаётся. И этого достаточно, потому что Дракон, как и любой другой Зверь, может править только сонными. Но при этом ты никого ведь не призываешь хвататься за мечи с тем, чтобы выпустить кишки Дракону или отрубить ему его уродливую кровожадную голову, и поэтому Зверь немного успокаивается.

Твоего секрета, заключающегося в том, что так петь можешь только ты, не знают те, кто пытаются тебе подражать, исполняя твои песни «под тебя». И вроде бы всё то же самое – та же гитара, те же слова, и даже голос похожей хриплости, – но чего-то не хватает. А не хватает той самой магии, которая есть у тебя, и которой нет у них. Не могут соперничать с тобой и другие поэты-барды, талантливые, но лишённые твоего колдовского дара.

…Твоя магия не покидает тебя ни на миг, где бы ты ни был. Именно благодаря ей рождаются всё новые и новые баллады – в самом неподходящем для стихосложения месте и в самое неудобное для этого время. Настигшие тебя мысли и образы, наполненные смыслом и красотой, облекаются плотью слов и ложатся на любую попавшуюся под руку бумагу уже в законченном виде, почти без исправлений, словно стремительно выросшие цветы. Поначалу ты просто плыл в звенящем потоке магии солнечного цвета, не умея ещё толком управлять ею, но потом ты вырос, и магия стала повиноваться тебе, и тогда творения твои обрели истинность и соразмерность драгоценных камней.

Ты творишь, творишь непрерывно, потому что просто не можешь иначе – и ещё потому, что время твоё кратко, и ты должен спешить, чтобы успеть. Тебе неведом точный час твоего ухода, но ты знаешь наверняка, что до увенчанной сединами старости тебе не дожить, потому что ты пришёл сюда не за этим.

…Ты раздосадован тем, что тебя принимают за границами твоей страны совсем не так, как дома, что нет того привычного тебе чувства единения с теми, кто слушает тебя. Но что делать, ведь там всё совсем другое – и язык, и люди! А самое главное – ты нужен именно здесь, в России, в той стране, где властвует Дракон. И поэтому не надо отвлекаться.

…Ты просыпаешься среди ночи, не понимая даже, где ты находишься, и пытаясь вспомнить, что было вчера, и чем кончился вечер. Кровь судорожно толкает виски изнутри, голова кружится, твоё тело кажется тебе чужим, и нестерпимо хочется пить – алкоголь выжигает внутренности.

Но мозг работает, и вдруг сознание заполняется чётко и ясно произносимыми неведомым голосом рифмованными строчками, которые удивительно точно выстраиваются в ряд. И ты вскакиваешь, пересиливая дрожь в ногах, и лихорадочно ищешь хоть какой-нибудь клочок бумаги – лишь бы записать, пока явившееся тебе не протекло сквозь дырявое сито памяти. Ты разрушаешь сам себя, расплачиваясь за яркость озарений ускоренным распадом твоей физической оболочки. Но по-другому ты не можешь.

…Тебя любят женщины, хотя обращаешься ты в своих балладах почти всегда к мужчинам (может быть, именно поэтому и любят?). Тебя нельзя назвать красавцем, но женщины не обращают на это никакого внимания, они летят и летят на твой свет, не в силах ему противиться. И ты принимаешь их, потому что они нужны тебе, и нужны не просто как осязаемое подтверждение твоей популярности.

Ты жадно пьёшь Инь-магию твоих женщин, которую они покорно и радостно отдают тебе, и магия эта дарит тебе лишний день жизни. Ты способен любить – и многих, путая при этом имена сменяющихся возле тебя женщин, – но ты не создан быть примерным семьянином и почтенным отцом семейства, потому что ты пришёл сюда не за этим. И этого так и не смогла понять та твоя женщина, что была с тобой рядом дольше других, и всё старалась приручить тебя, следуя извечной женской привычке.

…Ты пришёл очень вовремя, ты совпал со своей эпохой. Такое случается нечасто – так что тебе повезло. Точнее, пославшие тебя правильно подобрали соответствующую времени личность.

Твоё время – это время осмысления. Народ твоей страны, выдирая ноги из кроваво-липкой трясины своего совсем недавнего прошлого, переводя дух, трезвея и приходя в себя, оглядывается на то, что у него за спиной, – и на то, что подле него, – и ужасается. Пришло время думать, и время помочь тем, кто разучился или вовсе не умел этого делать.

Дракон тоже почуял ветерок перемен, и он прибегнул к косметике, желая хоть как-то приукрасить свой жуткий облик. Он даже позволил отдать на растерзание народу образы Великого Вождя и кое-кого из его верных слуг, но от этого не перестал быть Драконом. Он по-прежнему зорко следит за своими странами и тут же пускает в ход зубы, когти и огонь – стоит хоть кому-то проявить малейшее неповиновение его, Дракона, воле. И всё-таки железная хватка Зверя ослабевает…

Поколением раньше ты бесследно сгинул бы в драконьих темницах, а поколением позже придёт время иных песен. Но ты успел вовремя и делаешь то, что должен делать – ты помогаешь проснуться. Истерзанный эгрегор огромного и многострадального народа принимает каплю твоего исцеляющего от духовной слепоты снадобья, и на душе становится чуть-чуть светлее, когда ты доходчиво объясняешь людям, что единственная особенность, отличающая человека от животного – это умение мыслить.

…Зал живой, он ждёт твоего Слова, Поэт, – говори. Пой.

Звук струны упал в людские души,

Потревожив сонное нутро,

Благолепье чинное нарушив,

До костей скелетных распоров…

Посланник ушёл двадцать пятого июля тысяча девятьсот восьмидесятого года, исполнив Предначертанное и разбудив всех, кого он смог разбудить; и их было немало. Дракон тяжко хворал, и срок его истекал – из-за спины Дракона уже высовывалось морда совсем другого Зверя. Наступали другие времена…

* * *

«Город был огромен. Расстояния в нём измерялись не только по горизонтали – протяжённостью залитых асфальтом и бетоном улиц и дорог, – но и по вертикали: вверх росли бесчисленные этажи зданий, походящих на пчелиные соты; внизу расползалась обширная сеть подземных путей, ходов и коммуникаций, словно прорытых сонмищем исполинских червей.

Попытка передвигаться по Городу пешком выглядела по меньшей мере нелепой: слишком много времени (а время Город ценил, очень ценил!) понадобилось бы, чтобы переместиться внутри Города от одной сколько-нибудь значимой точки до другой. Изначально дарованный Природой любому из населявших Город Существ способ передвижения сохранился как забавный анахронизм, не более: для того, например, чтобы дойти от стола, за которым принимали белковую пищу, необходимую для поддержания нормального функционирования биологического организма, до ложа, где полагалось отдыхать, спать или заниматься воспроизводством себе подобных. И поэтому Существа перемещались по Городу с помощью Машин.

Город заполняли Машины. Машин в Городе было великое множество; и разнообразие их поражало воображение; и с каждым годом Машины всё усложнялись и становились всё совершеннее. Призванные служить Существам, Машины мало-помалу занимали всё более важное место; и уже зачастую трудно было понять, кто же кому служит на самом деле. Во всяком случае, жизнь Существ без Машин казалась абсолютно немыслимой; и любая неполадка в системе Машин ставила обитателей Города перед лицом самой настоящей катастрофы. Машины производили свет и тепло, они кормили и одевали, они строили и учили, они давали Существам возможность общаться между собой, но они же жёстко регламентировали жизнь Города – настолько жёстко, что любой шаг за рамки выглядел вопиющим нарушением Порядка.