Инфер 3 - Дем Михайлов

Выжившие во всех наших передрягах сурверы закивали, подтверждая все слова покойного Даттона. Они уже знали, как именно он погиб и что было целью его похода наружу, но это не мешало им впитывать каждый издаваемый им звук, будь то пердеж, икание или мудрое изречение.

– Те, кто там выступал, говорили о том, что наши предки невероятно эти… про… прозорливые. Они мол заранее знали, что грядет конец и мира и надо вовремя спрятаться. И они сделали все, что требовалось – нашли подходящее место, построили Хуракан, куда и спустились с семьями. Так они спаслись – сидя в безопасности глубоко под землей. Да… после того собрания я выцепил Джинка и предложил выпить. Он не отказал, хотя лицо у него было не особо радостным. И вот после где-то четвертой стопки – а пили как положено, залпом, не смешивая, не цедя, не грея и полной на стол не опуская – мы же сурверы боевые, а не девки с их коктейльчиками… о чем это я? А! После четвертой он зло так рявкнул – поздно сука нам выходить! Поздно! Я ему такой в ответ – нам с тобой? Да мы еще не старые говорю, я мол вот чую что еще лет пятьдесят проживу влегкую.

При этих словах сурверы с укором посмотрели на меня, а затем на вскрытый экз Ссаки, в чьем нутре упорно ковырялась вооруженная тряпкой рука Ссаки. А дохлый Даттон продолжал говорить:

– А Джинк мне такой – да в жопу нас, Датт! Нам то мол легче всего, а вот потомков жалко. Почему? Потому что однажды все равно выходить придется. Я ему – так это же отлично, так мол и надо. А он – хер там отлично! Ты говорит вот сам прикинь – вылезут внуки наши бледными гнидами на поверхность, чуть осмотрятся и увидят… город цветущий! Туда и двинут само собой. Контакт цивилизаций налаживать. И как нас там встретят те, кто во время ядерного Апокалипсиса никуда спрятаться не успел? Те, кому пришлось себя спасать самостоятельно – и детей своих в рюкзаках драных по пепелищам таскать во время поиска пищи. Те, чьи предки выжили сами, спасли и вырастили детей. И ладно бы мы в свое время вещали там на разных частотах, указывая свои координаты и предлагая – приходите! Спасем! Вылечим! Поселим у себя и вместе переждем беду! Но Хуракан молчал все эти годы и столетия. Мы затаились. И вроде как поддерживали какое-то время связь только с другими сурверскими норами – пока связь не сдохла окончательно. Мы ведь на самом деле гниды, что не захотели во время беды делиться медикаментами, едой, кровом и чистой водой. И в их глазах, как не крути, мы не сурверы, а ублюдочные гниды Хуракана. Мы… мы мол трусы поганые. Сами спрятались, а на других наплевали. И не докажешь уже никому и ничего. Да…

Пьяный голос Даттона прервался, послышался всхлип, затем бульканье и он снова заговорил, фыркая и кашляя:

– Ух забористо! Мы тогда с Джинком тоже еще по одной выпили, и он продолжил – надо говорит прямо сейчас выходить. И надеяться, что мир еще болен и опасен – это даст нам шанс вписаться как тем, кто сражался за мир во всем мире, кто убивал страшных мутантов, кто засаживал атомные пепелища зелеными яблонями и вытаскивал из рек и морей обломки мертвых кораблей, чтобы не мешали очищающему течению. Мы мол должны выйти прямо сейчас, чтобы сделать для планеты хоть что-то полезное. Что-то такое, что позволит нам без стыда взглянуть в глазах тех, кто живет там ныне. Ведь если мы подождем еще немного, если планета зарастит все раны, а люди восполнят свою численность и снова распашут земли, если мы выйдем и увидим мирные колосящиеся поля, богатые сады и добрые дома… то те, кто выйдет из этих домов взглянут на нас и скажут – а где вы раньше были? И что мы им ответим? Прятались за стальными дверьми? Почему прятались? Потому что трусы? А мы им – нет, мы не трусы, что вы! Просто кредо сурвера – выживание! Ага… вот дерьмо! Короче невесело мы посидели. Но водка хорошая! Да… допиваю вот и думаю – кто я? Храбрый патрульный сурвер? Или отсиживающаяся в безопасной норе гнида бледная? Я потомок храбрых и мудрых сурверов? Или я праправнук гребаных трусов, что сперва помогли окончательно обосрать и уничтожить старый мир, а затем просто сбежали в безопасную подземную жизнь? Хреново мне… сейчас бы выкинуть нахрен все эти мысли и пойти к какой-нибудь смугляночке… Дерьмо! Ведь мы знаем, что там люди… знаем! Мы их видели. Смуглые красивые люди… они живут там, сражаются, а мы отсиживаемся и ждем, когда наверху настанет рай. Хотим явиться уже на все готовенькое, не ударив палец о палец. Мы хотим получить незаслуженное счастье… надо выпить еще водки… Есть проблемы – пей водку! Это ведь считай то же самое что сбежать от любых проблем в сурверское убежище. Хлоп сто грамм – и ты в пьяном веселом домике! И у нас это неплохо получается… пить водку и прятаться от проблем. Конец связи! Даттон пошел искать водку! Россогор! Россогор! Россогор! Ик! Вот дерьмо…

Пьяный монолог захлебнулся бурливым потоком блевоты, что поставил неплохую такую жирную точку и заодно вытащил мозги заслушавшихся гоблинов из жопы покойника, заставив их вернуться к куда более интересным делам – готовка жратвы.

Я был главным заинтересованным – жрать хотелось сильно. Начавший приходить в себя организм требовал как можно больше качественного топлива. И сегодня мне хотелось разнообразия. Внявшие моему рыку гоблины засуетились, разожгли еще один костер, двое с видом профессионалов принялись копать яму, а еще один исчез в темноте между деревьев. Когда он вернулся, то притащил не только раздутую тряпичную сумку, но и здоровенный древесный лист, свернутый огромным кульком. Не став никого томить, он высыпал добычу рядом с костром, вызвав сразу два типа возгласов – речные туземцы загомонили одобрительно, а вот остатки сурверов испуганно заблеяли, когда увидели предполагаемое коронное блюдо. Не знаю какую темную нору разворошил этот гоблин, но ему удалось насобирать под пару сотен коротких жирных белых гусениц. Я одобрительно кивнул. Сидящий ближе всего сурвер что-то жалобно проблеял про курятинку и поспешно отбежал к кустам, где закончил невнятную фразу в стиле дохлого Даттона.

Прикрыв глаза, я терпеливо ждал, умело отсекая гомон гоблинов и слушая лишь джунгли. Впав в легкий транс, я вдыхал терпкий запах раскрывшихся ночных цветов, вслушивался в барабанящий где-то наверху по листьям легкий дождь, что слегка приглушал звуки полуночной бойни, что разворачивается здесь с приходом темноты. Каждую секунду вокруг нас кто-то погибал, а кто-то насыщался. Законы жизни во всей их красе звучали вокруг нас. Но ежащиеся гоблины слышали лишь рык вышедшей на охоту пантеры. Хотя им больше стоило бы бояться замершей на границе света и тьмы желтоватой змеи со слишком большой головой, что не сводила пристального взгляда с нашего лагеря. Змея тоже выглядела недовольной. Ведь ей приходилось просто наблюдать, а не принимать участие в упоительной ночной охоте.

Переведя взгляд, я глянул на гоблинов, что торопливо расширяли наш временный ареал обитания, вырубая здоровые кусты, топча пышные цветы и поливая мочой спящий муравейник. Именно туда смотрела змея с большой головой. И ее напичканный электроникой мозг несомненно запоминал все увиденное, чтобы позднее передать данные управляющей этими территориями Системе. А та уже, без оповещения провинившихся, вынесет им свой приговор – резкое срезание каждому вандалу показателей ТИР. Всем, кроме сурверов – и не потому, что они не состоят на системном учете. Нет. Потому что как раз сурверы, эти бледные подземные поганцы, природу не рушили, старательно выискивая сухие ветви для костра, обходя цветы и поливая мочой только голую землю. Хотя и речные туземцы действовали не совсем уж бездумно – многие растения они не трогали, некоторые особые цветы переступали, многие корни не рубили – боялись, не забывая рявкнуть и на других, чтобы придержали замах. Природе наносился минимальный вред.