Сокровища Кенигсберга - Александр Косарев

– Ну как Вы тут без меня, – задал традиционный вопрос Юрий, – не страшновато живется?

– Не страшновато, а скучновато, – так же традиционно отвечал Викентий Борисович. – Ты надолго ли в наши кущи, любезный? – спросил он, настойчиво подталкивая нежданного гостя к входу на террасу своей рубленой дачи. – Пойдем, что ли, «чайковского» на пару хлебнем.

– Да у меня есть с собой термос, – слабо упирался Юрий, – и поел я только что!

Он поздновато вспомнил о рьяном хлебосольстве своего соседа и теперь даже несколько сожалел о том, что зашел к нему.

– Ничего, ничего, Юркин, – не обращая внимания на его слабые возражения, приговаривал Коршунов, буквально впихивая Юрия на ступеньки. – Ты тут посиди чутка, – сказал он, усаживая Юрия на широкую скамейку, стоящую вдоль роскошного дубового стола, – отдохни с дороги, а я сейчас.

С этими словами Викентий Борисович вставил вилку от большого электрического самовара в розетку и, откинув крышку погреба, начал медленно спускаться вниз по крутой и скрипучей лестнице.

Мужчина в синей куртке, хотя и заметил, что Сорокин скрылся за высоким забором, внешне никак на это не отреагировал. Он спокойно прошел мимо этого зеленого забора, не забыв, однако, отметить у себя в памяти номер дома, лишь несколько замедлив для этого шаг, и продолжил свое движение по поселку дальше.

Из подвала, устроенного им под верандой, Коршунов вылез, обремененный тремя банками с разноцветным содержимым.

– Как там самовар мой, не кипит еще? – спросил он у Юрия, когда тот, поддерживая под локоть, помогал ему подняться наверх.

– Уже шумит, – ответил он, с тоской чувствуя, что застревает здесь надолго. Внезапно его осенило. – Дядя Викентий, пока он у нас не разогрелся, схожу-ка я к себе в дом, печку запалю, да и форточку приоткрою для «проветра», а потом вернусь, и мы с Вами посидим часок у самовара, поболтаем, да и чайку попьем.

Викентий Борисович строго взглянул на него из-под выцветших, кустистых бровей:

– Ты там только недолго у себя задерживайся и иди лучше здесь, через заднюю калитку-то, что же тебе круги по поселку наматывать, я ведь там уже заднюю дорожку расчистил!

– Я мигом, – ответил Юрий, – одна нога здесь, другая там.

Он подхватил свою сумку и вышел из уже прогревшейся на первом весеннем солнце веранды. Выйдя через вторую калитку с другой стороны соседского участка, он в два прыжка преодолел раскисший проулок и через секунду уже доставал из-под свитера ключ от украшавшего калитку его дачки солидного висячего замка. Отперев дом, он первым делом прошел на крохотную кухоньку, откинул чугунную дверцу печки, которая была устроена таким образом, что она обогревала как единственную на их даче комнату, так и кухню, и, чиркнув спичкой, подпалил заложенные в ее чрево еще с осени дрова. После этого он принес с веранды старую, многократно мятую и затем правленую алюминиевую кастрюлю, использовавшуюся для разного рода хозяйственных работ, вылил в нее литровую бутыль совершенно ледяного еще керосина и, развязав вынутые из сумки сапоги, осторожно опустил свой «парабеллум» в сизую маслянистую жидкость.

«Поставлю-ка я его ближе к теплу, – подумал он, – а то на холоде эта окаменевшая смазка два дня отходить будет». Он вынул решетчатую подставку для посуды, стоявшую в печной выемке, называемой у них в семье «сушилкой», и поставил туда кастрюлю. Просохшие за долгую зиму в печи дрова весело трещали, поедаемые прожорливым пламенем. Юрий вложил в топку еще пару коряжистых дровин и быстро захлопнул дверцу.

– Вот пока и все, – решил он, – пусть стоит, отмокает. Здесь, на теплой тяге, он моментом отмоется от этой окаменевшей гадости.

Затем Юрий Сорокин присел на табурет, снял изрядно подмокшие полусапожки, надел вместо них резиновые новые еще сапоги и, пристроив свою сырую обувь около печного поддувала, вновь отправился к своему хлебосольному соседу.

По улице, идущей от платформы в поселок, время от времени проходили люди. Иногда они шли от железнодорожных путей в глубь поселка, иногда торопились в обратном направлении, а мужчина в синей куртке, все так же не торопясь, размеренно прохаживался по уже изученной им вдоль и поперек дороге. Он давно понял, что Юрий завернул к какому-то своему знакомому, но никак не мог понять, что это он там так долго делает. Однако работа есть работа, он должен был дождаться его и визуально установить, в каком месте поселка находится дача Сорокиных. А в это время Юра сидел вместе с Викентием Борисовичем у распаленного самовара и пробовал резиновой твердости варенья из ягод прошлогоднего урожая. Клубничное, черносмородиновое и крыжовниковое варенья хозяин дачи щедро навалил в штампованные стеклянные сахарницы, и они были холодны и упруги. Юра время от времени отрезал понравившийся ему кусок скользкого варева, закладывал его потемневшей от времени мельхиоровой ложкой за щеку и, отхлебнув свежего, превосходно заваренного чая, некоторое время ожидал, когда этот кусок отогреется и даст неповторимый, уже подзабытый за зиму вкус прошлогоднего лета. Неугомонный сосед, обрадованный присутствием редкого собеседника, говорил практически без умолку. Он и скорбел по недавно скончавшемуся Александру Ивановичу, и делился видами на будущий урожай, рассуждал о пользе известкования земли, и ругал последние действия Государственной думы. Через некоторое время после начала их изрядно затянувшегося чаепития Юра, сославшись на необходимость посещения туалета, еще раз сходил к себе на дачу. Он снова набил дровами уже прогоревшую было печь и, сняв с «сушилки» кастрюлю с пистолетом, минут пять перемешивал мутную, скверно пахнущую «похлебку». Решив, что прогреться еще полчаса ей отнюдь не помешает, он снова установил кастрюлю на прежнее место и, заперев за собой дверь, вернулся на соседскую веранду. Неистощимый поначалу диалог, постепенно сошел на нет, и несколько сумбурный их разговор от глобальных проблем снова вернулся к хозяйственным делам. Юра, слегка разморенный от соснового воздуха веранды, цейлонского чая и приличной порции съеденного варенья, уже почти дремал, как вдруг одна-единственная фраза, произнесенная соседом, разом привела его в активное состояние.

– Стоп, стоп, Викентий Борисович, – прервал он плавное воркование своего собеседника, – о чем это Вы только что говорили?

– Я? – почему-то удивился тот, – ах да, я говорил о том, что, если бы у меня был такой же гараж, как у Вас, я бы точно сделал над ним второй этаж и разместил бы там помидорную теплицу.

– Какой еще гараж? – прервал его Юрий, – нет у нас никакого гаража!

– Как так нет? – в свою очередь перебил его сосед. – А кирпичный-то, что у колонки водопроводной стоит? Ну тот, что в углу вашего участка.

– Разве это гараж? – удивился Юрий, туда ведь никакая машина не заедет!

– Все равно гараж, – упрямо повторил Викентий Дмитриевич. – Там бывший владелец вашей дачи, царство ему небесное, свой мотоцикл хранил, еще германский.

«Вот что отец в своем письме имел в виду под гаражом, – пронеслось в голове у Юрия, – ну теперь хоть стало ясно, где надо искать!»