Мы из тайной канцелярии - Дмитрий Дашко

Дорого бы он отдал хучь за капельку её внимания и добрую улыбку.

Карету с лошадьми удалось оставить ещё на сутки.

Наступил жданный час. Елисеев сел на козлы, его друзья разместились в карете, и экипаж отправился к фатере Турицына. Наскоро поснедав и забрав нового постояльца, канцеляристы двинулись на поиски дома загадочного полюбовника княгини Трубецкой.

Ехали молча. Всё что нужно, обсудили ещё за столом. Лёд недоверия Хрипунова не растаял, но уже начал трещать: Пётр Елисеев внушал всё большую и большую симпатию. Муж зрелый, умный. Говорит порой чудно, но ежли вслушаться, то промеж не всегда понятных слов проскальзывает удивительный смысл.

Сквозь вечерний туман изредка проступал острый срез полумесяца. Карета ехала вдоль мазанок, покосившихся деревянных домишек, давным-давно заброшенных дворцов (не всем хватило средствов да возможностей осилить постройку до конца), мимо крытых дёрном землянок строительных рабочих — кажинный год многие помещики отпускали на вольные заработки крестьян, в столице становившихся мастеровыми. С тех невеликих денег потом жили да выплачивали подати.

«Пётр» Елисеев дорогу помнил твёрдо, и совсем скоро экипаж достиг невысокого заборчика, за которым стоял яблоневый сад и угадывались очертания добротной мазанки.

Перехватив проходившую по улице молодку, выведали от неё, что дом принадлежит немецкому купцу Бернарду Кампфу. Правда тот здесь не живёт, отбыл за товаром, а дом сдаёт в найм. Кому именно молодка не знала. Добавила лишь, что жильцы попались весёлые, любят устраивать пир горой, после которого дым коромыслом. Соседей запугали, те жильцов опасались пуще огня, почитали за людишек лихих и недобрых.

Молодку отпустили. Та, покуда шла, всё оглядывалась. Интересно ей было и тревожно. Неспроста о жильцах выспрашивали. Что-то будет!

Любопытствующие особы действовали нахрапом. Церемониев да политесов не разводили. Перескочили заборчик и всей гурьбой устремились в дом.

Тут побывал кто-то чужой. Не стали б свои открывать двери нараспашку. Сразу расхотелось вовнутрь входить.

Первое мёртвое тело обнаружили за порогом. Мужчине, по виду из слуг, перерезали глотку. Турицын сразу вытащил пистолет из-за пояса. Если от входа смертоубийство началось, кто знает, что дальше будет.

По закоченевшему телу было видно: не един час упокоено. Однако все одобрительно глядели на Василия. Случись что, огненный бой и внимание привлечёт, и от супротивника поможет оборониться.

Ещё двоих отдавших господу душу сыскали в следующей светлице. Те тоже не походили на людей благородного происхождения. И снова следы от ножей.

— Как на скотобойне, — не выдержал сродственник копииста.

Его откровенно мутило.

Хрипунову, хоть и самому опытному, тоже приходилось несладко. Не очень тянуло смотреть на подсыхавшие лужи крови, пропитанные липким и красным одежды, на удивлённые предсмертные лики. Вроде всего этого хватает и в пыточной, но привыкнуть никак не возможно.

— Господи, господи! — закрестился Турицын. — Страхота-то такая!

— Что за мясник тут побывал? — отвёл взгляд копиист.

Отыскали мертвеца: в спальне, прямо на разобранной постели: в расплывшемся кровяном пятне лежало тело в холстяной ночной рубахе и шапочке. Явно не простолюдин. Нашлась одежда его, шпага.

Покопавшись в вещах, Хрипунов нашёл его паспорт. По всему выходило, что мертвец не кто иной, как польский шляхтич Кульковский.

— Он? — тихо спросил копиист у своего «братца».

Тот всмотрелся, пожал плечами:

— Лица не разглядел, извини. Хотя буква совпадает: «К» — Кульковский. А может, «коханный». По-ихнему, по-польски, «любимый». Кто знает, как наши «голубки» шифровались…

— Трубецкая знает, — сказал копиист.

— Хочешь на опознание притащить? Ага, так она тебе и призналась, что это её любовник.

— Но как же… — удивился Елисеев-предок. — Увидит мёртвое тело, сердце дрогнет…

— Во-первых, тётка жизнью тёртая, ничего у неё не дрогнет. Помнишь, как труп горничной ошмонала? Не каждый мужик на такое решится. Будь уверен, отопрется и глазом не моргнёт. А тебе потом её муж секир-башка сделает. Нет, это для нас птица чересчур высокого полёта. Во-вторых, даже если она каким-то чудом расколется, что это даёт? Крутить хвостом — одно, убивать — другое. Или думаешь, что массовое потрошение — дело рук Анастасии Гавриловны?

— Окстись, братец.

— Вот и я о том же. Тётку за жабры не берём. Дороже выйдет.

Копиист согласился.

Пока разговаривали, Хрипунов на мгновение исчез. Потом вернулся, схватил Елисеева за рукав и потащил за собой.

Последнего, пятого мертвеца сыскали чудом. Тот, будучи изранен, умудрился отползти и спрятаться под кроватью. Там и умер. Когда кровать отодвинули, увидели, что перед тем как отдать богу душу, он успел собственной кровью начертать на дощатом полу два слова, оба на латинице: «skarb», «waza».

— «Скарб», «ваза», — задумчиво прочитал Елисеев из будущего. — Что это значит?

— Чичас разберёмся, — заверил Хрипунов. — Раз перед смертью писано, то с каким-то смыслом. Либо на убийц хотел навести, либо душу облегчить.

— Это как раз понятно, — отмахнулся «Пётр». — Меня интересует, что тут написано, если перевести. Я польского не знаю.

— И я не разумею, — вздохнул Хрипунов.

— Да что тут думать?! — воскликнул оживившийся копиист. — Хучь по ляшски написано, да всё ясно: скарб в вазе. Стало быть, в какой-то вазе у них пожитки припрятаны. Поищем и найдём.

— Надеюсь, не в ночной вазе, — вздохнул «Петюня». — Какие там сокровища бывают, всем известно.

Копиист был прав. После короткого обыска нашли горшок с засохшими цветами. Цветы вытряхнули, вместе с ними выпала луковица карманных часов с цепочкой.

Повертев их в руках, канцеляристы обнаружили гравированную надпись на крышке, если верить которой…

— Фельдмаршала Миниха часы! — поражённо вскрикнул Хрипунов. — Я опись украденных вещей читал, всё сходится. Его часики, его!

— Что ж получается: мы «скоморохов» нашли?! — удивлённо воскликнул копиист.

— Выходит, нашли, — подтвердил Хрипунов. — Знать, лях душу хотел перед смертью облегчить, не ошибся я. Ну, нехай ему на том свете за сей добрый поступок послабление выйдет. Авось сковородку лизать дадут похолодней. Докладать надо Андрею Иванычу! Немедля!

— Погоди. Успеешь, — назидательно произнёс «Пётр» Елисеев. — Сначала надо всё обыскать и проверить. Нельзя начальство вводить в заблуждение, а то отыграется.

— Верно братец твердит, — согласился его родственник. — Быстро токмо кошки родятся.

Однако обыск больше ничего не дал. Ивана Елисеева, как самого младшего по возрасту и по должности, усадили писать подробный «репорт». Откуда-то раздобыли чернила и тонко очиненное перо. Нашли бумагу в большом количестве, что навело копиистов на мысль о регулярной переписке убитого шляхтича. Было бы интересно с ней ознакомиться, да вот незадача — не хранил ничего пан Кульковский.