Вердикт: невиновен! - Ева Львова

– Петя повёл себя как герой, – печально улыбнулась женщина. – Он спас бедную девочку, когда она после всего случившегося побежала топиться. Черненко прыгнул за Эммой в ледяную воду и вытащил её из реки. Он не виноват, что подхватил двухстороннее воспаление лёгких и не смог выступить на суде. Черненко очень переживал, что Глаголеву осудили, казнил себя и думал, что это из-за него. Мне кажется, он был в неё влюблён.

– Постойте, вы говорите – бедная девочка, а в материалах дела Эмма выставлена этакой коварной ревнивицей, – удивилась я.

– Да что вы, какая там ревнивица! – покачала головой Зоя Даниловна. – Девочке очень не повезло с адвокатом, он был какой-то нервный и бестолковый. Я присутствовала на суде, и мне показалось, что адвокат Глаголевой больше озабочен тем, какое впечатление он производит на публику, чем результатом процесса. Вы же понимаете, что обвинение всё представило в самом невыгодном для Эммы свете, выставив Глаголеву чуть ли не сексуальной маньячкой. На самом деле лаборантка Глаголева заслужила в университете репутацию недотроги.

– Даже так? – не поверила я, после прочтения приговора представлявшая себе подсудимую как эдакую леди-вамп.

– Представьте себе, – подтвердила доцент Высоцкая. – Эмма не отвечала на ухаживания молодых преподавателей и аспирантов, увивавшихся вокруг неё, и это сильно раздражало наших мужчин. Молодым людям было обидно, что провинциальная девица хоть и смазливая, но всё же не звезда, ходит по вузу, задрав нос. Под Новый год в институте планировались грандиозные гулянья. В общежитии организовали дискотеку, перед которой, как водится, многие приняли изрядную дозу спиртного. Глаголева и здесь проявила высокомерие и на танцы не явилась. Тогда самый обиженный на Эмму аспирант Рома Зверев предложил отправиться к ней в комнату и выяснить – а в чём, собственно, дело? Причём не только предложил, но и воплотил свою идею в жизнь. Мы узнали подробности от Пети Черненко, которому Эмма потом уже рассказала, как всё было. Лаборантка лежала в кровати и читала книгу, когда к ней в комнату вошёл Роман и потребовал, чтобы Глаголева не пренебрегала их обществом. Парень завалился рядом с Эммой и начал её домогаться. Соседка по комнате уехала на каникулы домой, поэтому помочь девушке было некому. Глаголева стала звать на помощь, но в шуме праздника её криков никто не слышал. Незваный гость, в конце концов, изнасиловал Глаголеву, после чего повернулся на бок и захрапел. Ножом для резки хлеба Эмма пырнула спящего аспиранта, оделась и пошла топиться. Из ледяной воды девушку спас приятель насильника, тоже аспирант нашего вуза Петя Черненко. На суде он был заявлен как главный свидетель защиты, но на заседание так и не явился, оказавшись в больнице с двухсторонним воспалением лёгких. Суд счёл возможным провести слушание дела в его отсутствие. Поэтому встречный иск об изнасиловании, выдвинутый адвокатом обвиняемой Глаголевой, затрещал по швам. Друзья насильника в один голос убеждали суд, что Эмма Глаголева добровольно повела Романа к себе в комнату, и некому было рассказать, что на самом деле девушка была цинично обесчещена и собиралась из-за этого покончить с собой.

– Почему же все молчали? – возмутилась я. – Вы же не могли не знать, что происходит!

– Да нет же, мы узнали об этом после того, как Петя вышел из больницы. Хотя зачем я вру? – вдруг рассердилась женщина. – Конечно, все видели, как Рома и его компания приставали к Эмме и как она от них шарахалась и их боялась. Но нам, аспирантам, предстояло защищаться в стенах университета, и никто не хотел проблем.

Зоя Даниловна опустила глаза и сидела так некоторое время, думая о своём. Я тронула женщину за руку и задала следующий вопрос:

– А Зверев? Его потом совесть не мучила?

– Совесть? Романа? – встрепенулась Зоя Даниловна. – Ну что вы! Роману Фёдоровичу такая нравственная категория вообще не была знакома. Эмма никому ничего плохого не сделала и так жестоко поплатилась за свою молодость и свежесть, а Рома только и говорил, что об увечье, которое ему нанесли. Нет, он не раскаивался. Ему не жалко было Эмму. Я её хорошо запомнила – невысокая, застенчивая девушка с румянцем во всю щёку. Видно было, что прилично воспитана. Любила читать – всё время в лаборантской сидела с книжкой.

Я ещё долго беседовала с Зоей Даниловной, а в конце разговора, закрыв блокнот, взглянула женщине в глаза и спросила:

– Вы сможете повторить всё это на суде?

– Обязательно повторю, – устало откликнулась доцент Высоцкая.

– Спасибо, – только и смогла выговорить я, страшно устав от этого разговора. – Может быть, вам что-то известно про Эмму Глаголеву? Где она сейчас, чем занимается?

– О Глаголевой я больше ничего не слышала, – с сожалением протянула моя собеседница.

– Ещё раз спасибо, вы мне очень помогли, – поднимаясь из-за стола, сказала я и захлопнула блокнот.

Только на улице я стала понемногу приходить в себя. Вот тебе и злодей-насильник! Любимая поговорка деда, которую я слышала с самого детства, звучала в переводе с суахили как «всё не то, чем кажется». Я шла по дорожке от главного корпуса к воротам, где оставила машину, и шептала про себя эту поговорку. Смартфон зазвонил как раз в тот момент, когда я садилась за руль. Вынув из сумки аппарат, я ответила на звонок.

– Агата Львовна Рудь? – спросил незнакомый мужской голос.

– Да, я вас слушаю, – с лёгким недоумением откликнулась я.

– Вас беспокоит Михаил Степанович Копылов, главный врач Судской женской колонии. Вы просили Сергея Пузенкова навести справки насчёт Эммы Глаголевой, родившей во время отбывания наказания двойню. Дело в том, что я в то время собирал материал для диссертации по вопросу частоты заболеваний туберкулёзом среди беременных заключённых, и Эмма Глаголева попала в поле моего зрения. Она заболела открытой формой туберкулёза на позднем сроке беременности, и я наблюдал как её, так и новорожденных детей. Вчера я поднял свои бумаги и обнаружил, что и Эмма, и один из её детей – мальчик – умерли сразу же после родов.

– А девочка? – с замиранием сердца спросила я.

– Про девочку я ничего не знаю. По-моему, после смерти матери девочку забрала её бабушка. Я больше девочкой не интересовался – ребёнок был абсолютно здоровый, а меня занимали туберкулёзники.

– Всё-таки Лиза! – пробормотала я, стукая себя кулаком по коленке.

– Простите, что вы сказали? – не расслышал начальник санчасти.

– Я говорю, огромное спасибо! – Я почти кричала в трубку.

– Да ну, не стоит благодарности, – смутился собеседник и дал отбой.

Я пожевала колпачок ручки, которой записала в блокноте крупное слово «Лиза», и набрала номер Джуниора.

– Борька, ты не поверишь, но мальчик отпадает, остаётся одна девочка! – прокричала я в трубку. – Я уверена, что это Лиза.

– И откуда у нас такая уверенность? – поинтересовался кудрявый друг.

– Мне только что звонили из колонии города Судок! Теперь всё сходится! Из Дома малютки Судской колонии малышку забирает бабушка, но не справляется с воспитанием внучки и подкидывает ребёнка в детский дом! Знаешь, Борь, позвоню-ка я Юле, предупрежу, чтобы была осторожнее со своей подругой. Ты подъезжай к университету, ладно? Что-то на душе неспокойно.