Война патриотизмов: Пропаганда и массовые настроения в России периода крушения империи - Владислав Б. Аксенов

количестве застилали улицы. Лошадь одного молодого офицера так запуталась в проволоку, что упала на передние ноги; офицер, не отдавая себе отчета о происшедшем, выстрелил из револьвера. Выстрел послужил поводом к всеобщей панике; опять началось обстреливание окон домов, некоторых открытых магазинов и расстрел людей, случайно проходивших по улицам. Стреляли из пулеметов по всему городу.

В ноябре 1915 года появился очередной «памфлет», обличающий немецкие зверства, авторства известной «исследовательницы» мирового масонского заговора (иудейско-английского происхождения) графини С. Д. Толь (урожденной Толстой) «Причины осатанения немцев: историческая справка». Теперь к англичанам и иудеям присоединялись немцы, а истоки немецкого масонства Толь обнаружила в Реформации. Идя дальше Головинского, писательница приводила самые жуткие истории о немцах, ходившие в обществе: как расстреляли семилетнего бельгийского мальчика за то, что он пригрозил немецким солдатам деревянным игрушечным ружьем, как у бельгийских мальчиков отрезали правую руку, чтобы они, когда вырастут, не могли держать ружье, как на глазах матерей подбрасывали на штыках грудных младенцев, как насиловали маленьких девочек и затем отрезали им обе руки и пр. По мнению Толь, растлевающее влияние масонства привело к развитию у немцев «сатанинской гордыни», а самого Вильгельма II оно сделало параноиком и неврастеником.

Примечательно, что в условиях всеобщего возбуждения газетным заметкам о «немецких зверствах» верили многие, включая русских немцев. Последним казалось естественным, что в условиях распространившегося массового психоза их сородичи вмиг сбросили с себя культурные одежды и отдались архаичным инстинктам. Показательно отношение к теме зверств молодого военного врача, этнического немца Фридриха Краузе. 23 августа 1914 года в письме своей невесте он осуждал произошедшие в обществе психологические изменения на почве отношения к немцам и призывал не поддаваться этому:

Люди стали говорить совсем другим языком. То, что казалось нерушимым, разлетается в два дня. Все культурные устои – насмарку, повсюду одичание и озверение. Где же наша хваленая европейская культура? Какое взаимное ожесточение! Какая ненависть друг к другу, к людям, которые тебе никакого зла не сделали, которые случайно принадлежат к другой национальности! Мы, Шурочка, с тобой не поддадимся! Мы найдем в себе достаточно твердые устои, верно?![209]

Однако под воздействием печатной пропаганды спустя три дня Краузе уже готов был поверить в жестокость немцев (толпы) и писал с возмущением будущей жене:

Читала официальные сообщения о жестокостях германского населения по отношению к русским? Целый ряд проверенных фактов! Как гнусна везде бывает толпа! Плевки в лицо, удары палками беззащитных людей! Какая гнусность!

При этом важно отметить, что пропаганда о немецких зверствах в большей мере влияла на тыловое население, запугивая его, нежели на солдат, которые на личном опыте сталкивались со «зверствами» обеих воюющих сторон. Один из раненых, читая очередную статью в газете, так ее прокомментировал: «Ну, это и у нас бывает, когда наши к ним в плен попадутся, они им говорят, что мы вас за то, что ваши казаки наших мучают, добивают, – это есть и у них, и у нас отдельные такие».

Помимо условно рациональной пропаганды немецкой жестокости применялось внушение через архетипические образы, посредством эсхатологических понятий. Вильгельм II в этом случае преподносился в качестве Антихриста, что соответствовало отношению к русской армии как святому воинству, а войне как решающей битве праведников с грешниками, добра и зла. Особенно это касалось визуальной пропаганды, рассчитанной в первую очередь на неграмотные и малограмотные слои населения. Осенью 1914 года была выпущена серия стилизованных картинок под лубок из собрания Д. Ровинского, на которых Вильгельм II изображался чернокнижником, а также волынкой, на которой играет дьявол. На другом лубке под названием «Черт няньчает своего сына из Берлина» Вильгельм представлялся в виде спеленатого младенца в руках черта. На плакате «Германский антихрист» немецкий император скакал на борове с саблей наголо, за его спиной сидел бес, а вокруг летали летучие мыши. Известен плакат Н. К. Рериха, выполненный в лубочной стилистике, под названием «Враг рода человеческого», на котором Вильгельм представал с хвостом и копытами, в руках он держал черепа, а по обе стороны от него располагались разрушенные города: французский Реймс и бельгийский Лувен.

Героическая мифология великой войны: К. Крючков и Р. Иванова

Другим направлением пропаганды, которое условно можно определить как «позитивное», было конструирование образов «своих» – воспевание героизма, доблести русских воинов, чему посвящались рассказы в газетах и журналах, лубочные плакаты и даже художественные кинофильмы. Журналисты не скупились на средства художественной выразительности: очень часто в своих историях прибегали к гиперболизации, что-то додумывали, создавая нужный фон и контекст. Одним из самых распропагандированных героев стал донской казак Кузьма Крючков – первый георгиевский кавалер Великой войны, – чья история обнаружила смесь правды и вымысла.

Свой подвиг Крючков совершил 30 июля, но подробно о нем начали писать с 20-х чисел августа. 23 августа 1914 года журнал «Нива» опубликовал относительно короткую заметку о подвиге казака:

Находясь вместе с четырьмя своими товарищами в разведке, он заметил немецкий разъезд в 22 всадника. Выждав время, донской казак Козьма Крючков с гиком бросился на неприятеля и, сидя на хорошем резвом коне, раньше всех врезался в сбившихся в кучу немецких кавалеристов. Ловко владея шашкой, вертясь волчком среди врагов, он первым ударом свалил офицера, начальника разъезда, а затем, несмотря на полученные раны, продолжал рубить направо и налево. Когда у него, уже слабеющего от ран, выбили из рук шашку, он вырвал у кого-то пику и, то защищаясь, то нанося ею удары, продолжал этот неравный бой. Подоспевшие товарищи с неменьшим натиском обрушились на многочисленных противников Козьмы Крючкова и после непродолжительного боя обратили немногих оставшихся в живых в бегство. Сильно израненного героя товарищи казаки без всякой помехи доставили на место стоянки своей сотни.

В вышедшем на следующий день журнале «Искры» количество врагов с 22 увеличилось до 27, а также появились точные цифры полученных ранений: сам Крючков получил 16 ранений шашками, пиками и одно пулевое, а его конь – 11 ранений. При этом Крючков лично убил 11 немцев, а его четверо товарищей – 12. Четверо немцев спаслись. По финальной версии, товарищей у Крючкова было трое (расхождение в цифрах объяснялось тем, что одного казака отправили с донесением, хотя встречается версия, что казаков изначально было шестеро и тогда уже двоих отправили с донесением в часть) и спаслись также трое немцев. Эти цифры стали «каноническими» и озвучивались позже самим Крючковым. Ходили и тиражировались лубком другие версии, причем количество немецких кавалеристов и количество полученных Крючковым ран увеличивалось. Например, по одной из версий немцев было 30 человек, а