Эксцессия - Иэн Бэнкс

– Идиот! – высказался спецкостюм, когда Генар-Хафун достиг пика траектории полета.

Щупальце кнутом обвилось вокруг талии Генара.

– Упс! – сказал Пятирук, опуская его на пол. – Приношу свои извинения, Генар-Хафун. Знаешь, как говорят: “Парень с головой знает, что делать со своей битой, когда идет на поле”. Виты боятьсяна корт не ходить. За одну биту двух небитых дают. Ха-ха!

Он похлопал (относительно безболезненно) собеседника по голове и подобрал “мышарик”.

– Да, таких уже не выращивают, как в прежние времена, сказал он, издавая звук, который можно было принять за вздох сожаления.

“Лысый кактус!” – сказал спецжилет.

Ну ты даешь, смущенно подумал Генар-Хафун. Да ладно…

Спецжилет был не в лучшем настроении. Он уже столько времени работал на полную мощность, что начинал чувствовать себя чем-то вроде испытательного стенда для ударов задир. Даже на время сна он не выпускал Генар-Хафуна из своих тесных объятий. Генар-Хафун поворчал и смирился: помимо всего прочего, в воздухе корабля чувствовалось множество презабавных запахов, которые заставляли поверить, что задиры честно попытались воспроизвести истинно человеческую атмосферу. При этом они учли, наверное, все запахи, которые испускает человек. Самое большее, что позволял ему сюртук на ночь – это снять капюшон. Так что Генар, так сказать, спал с открытым забралом. В случае внезапной разгерметизации корабля спецжилет всегда успел бы восстановить целостность.

Пятирук слегка подбросил “мышарика”, поддев его кончиком биты с корта. Вторым ударом он запустил его за прозрачную стену, в зрительские ряды. Затем грохнул битой по стене, пробуждая к жизни дремлющего в дальних рядах евнуха.

– Эй, подъем! – рявкнул Пятирук. – Еще один “мышарик”, болван!

Бесполый подросток подпрыгнул на всех конечностях, затем пошарил возле своих ног и нашел маленькую клетку. Схватив ее одним щупальцем, он открыл другим дверцу в стене корта. Выбрав “мышарика” из дюжины собратьев, сидевших в клетке, он вручил извивающееся существо Пятируку и отскочил назад, быстро захлопнув за собой дверь.

– Ха! – гаркнул Пятирук, взяв “мышарика” в клюв и разрывая шнурок, котором тот был обвязан. – Еще партию, Генар-Хафун? – Распутав шнурок, Пятирук подбросил “мячик”, трепещущий обрезанными крыльями.

– Почему бы нет? – хладнокровно ответил Генар-Хафун. Сил у него уже не было, но он не собирался демонстрировать это Пятируку.

– Кажись, “девять-ноль” в мою пользу, – сказал задира, подбрасывая “мячик”. – Вот что: давай поиграем на интерес. Придержав “мяч”, он стал обрабатывать его кончиком клюва. Глазные стебли Пятирука при этом качались, а из клюва доносился душераздирающий писк.

Наконец Пятирук извлек мыша из клюва и придирчиво осмотрел. Очевидно, он остался доволен результатом “ обработки “.

– Вот! – сказал он. – Поиграем теперь со слепым. – Он бросил трепещущее существо Генар-Хафуну. – Твоя подача.

В этом и заключалась проблема с задирами. Все познается в сравнении: старшая цивилизация еще в пещерные времена перестала делать то, что привыкли делать задиры. И это мучило обе цивилизации, как мучит чесотка связанного человека. Проблема заключалась в самом факте существования такой цивилизации, а еще вернее в том, что Культура ничего не могла с этим поделать.

Собственно, проблема началась с несчастного совпадения в галактической топографии.

Сектор, где развивались народы, в итоге составившие Культуру, располагался на дальнем конце Галактики. Долгое время контакты между Культурой и задирами были редки по множеству совершенно банальных причин. К тому времени, как Культура поближе познакомилась с этой цивилизацией, – вскоре после долгой неразберихи Айдаранской войны – задиры были быстро развивающимися и зреющим видом; В тот момент Культуре менее всего нужна была новая война ради исправления природы и нравов этих монстров.

Аналитики предупреждали, что блицкриг был бы самым удачным решением, но уже тогда все знали, что начинать войну поздно: время упущено. Культура находилась тогда на пике военной мощи, но уже не жаждала военной славы, поскольку новая война могла превратиться в пиррову победу. И даже когда наиболее дерзкие Умы выдвигали теорию “большого кулака” – резкого и сокрушительного удара, способного образумить всех, включая задир, – корабли Культуры не сдвинулись с места. Они нуждались в ремонте, починке, покраске, в постановке на длительное хранение и консервацию. Все поздравляли друг друга с победой и возвращались к мирной жизни. Единственной целью общества стал цивилизованный гедонизм – получение максимума удовольствий в максимально мирной среде. Вероятно, не было более подходящего времени для новой и быстрой победы, но такова судьба всех мировых войн – их никогда не доводят до конца, что приводит впоследствии к многочисленным локальным конфликтам, не менее кровопролитным и разрушительным. Так что, несмотря на неопровержимые доводы, война не состоялась.

Задиры имели возмутительную привычку относиться ко всем прочими видам либо с подозрением, либо с презрением. Все зависело от того, опережала чужая цивилизация их цивилизацию или же, наоборот, – в чем-то (например, в умении кидать гарпуны за столом) отставала. В том же секторе галактики существовала, например, высокоразвитая раса падрессалов. Падрессалы почти дружили с задирами, но имели также близкие Культуре этические принципы, так что могли сводить задир со многими местными видами, являясь чем-то вроде буфера-посредника, вечная им благодарность. Падрессал упрямо пытался хоть как-то склонить задир к относительно приличному поведению.

Именно падрессал дал задирам это имя: сначала они называли себя по имени родной планеты – Изорайл. После того, как в Изорайле пропала торговая экспедиция из Падрессала, с которой хозяева поступили как с новоприбывшей партией продуктов, дикарей-каннибалов образумили, обложили контрибуцией и переименовали. Последнее было сначала принято как оскорбление, но со временем задиры привыкли к своем новому имени, к тому же плюсов от союза с Падрессалом было, конечно же, гораздо больше, чем минусов.

Однако примерно через столетие после Идранской войны Падрессал совершил совершенно неуместный для Культуры поступок: он попросту сублимировался. Причем выбрал для этого самое неподходящее время и оставил на произвол судьбы своих менее развитых подопечных. Те тут же радостно кинулись перегрызать горло отставшим от великого каравана Культуры (не все, правда, шли с этим караваном добровольно, иных приходилось волочить на канате), а также нескольким совершенно диким цивилизациям, лишенным благоприятного для развития соседства, и с которыми, для их же блага, еще никто не решился вступить в контакт.

Несколько наиболее цинично настроенных Умов (Культурных Умов) высказывали предположение, что решение Падрессала воспарить в “гиперпространственные эмпиреи” было отчасти (или даже напрямую) связано с хронической аллергией на задир, природа которых была неисправимой в корне. Ее можно было либо полностью принять, либо отвергнуть. Бороться с ней было бессмысленно.