Тайная история атомной бомбы - Джим Бэгготт

«Учитывая то, чего мы уже достигли, — говорил Гейзенберг, — в частности сконструировали урановый реактор, вполне вероятно, что мы сможем пройти по пути, предложенному фон Вайцзеккером, к взрывчатому веществу, в миллион раз мощнее тех, что доступны сейчас».

В ответ на вопрос, сколько понадобится нового взрывчатого вещества, чтобы разрушить целый город, Гейзенберг ответил «кусочек размером с ананас». Он особо отметил, что теоретически для разработки немецкой атомной бомбы препятствий нет, но технически на ее создание уйдет минимум два года. Он считал, что, даже если американцы активизируют свою ядерную программу, они не смогут сделать атомную бомбу раньше 1945 года.

Шпеер настойчиво требовал примерно оценить бюджет дальнейших разработок; немецкие физики, как и их американские конкуренты двумя годами ранее, затруднились дать ответ на этот вопрос. Вайцзеккер называл сумму в 40 000 рейхсмарок, очень значительную по меркам университетских исследовательских проектов. По меркам же проектов военных заявленный бюджет был даже жалок. «Он назвал такую смехотворную сумму, — вспоминал Мильх впоследствии, — что мы со Шпеером переглянулись. Нам оставалось только покачать головами — настолько простодушны и наивны были эти люди». Мильх остался не в восторге. Всего через две недели он дал санкцию на серийное производство первого Vergeltungswaffe, или «оружия возмездия», — летающих бомб V-1.

После собрания Гейзенберг сидел за обедом рядом с Мильхом. Он попросил генерала честно признаться, каков, по его мнению, исход войны. У Мильха непроизвольно вырвалось, что в случае поражения им всем придется принять стрихнин, но он быстро взял себя в руки и изложил Гейзенбергу линию партии и стройные планы Гитлера. Когда Гейзенберг после обеда задал тот же вопрос Шпееру во время экскурсии по лабораторным корпусам, Шпеер ему не ответил. Он просто смерил Гейзенберга взглядом, а потом пошел дальше, как будто вопроса и не было. Гейзенберг истолковал это как молчаливое признание, что ответ давно известен, но озвучивать его нельзя.

Шпеера очень прельщала возможность овладеть ядерной мощью, его нисколько не смущало «простодушие» физиков. После собрания он настоятельно потребовал информировать его о том, что потребуется для работы, какие материалы и суммы денег нужно дать авансом для продвижения ядерной программы. Фромм предложил отозвать из действующей армии несколько сотен научных работников, которые могли бы работать ассистентами. Это был поистине последний шанс физиков. Наступал момент истины.

Скорее всего, запрос на больший бюджет (сотрудники, деньги, материалы) был бы удовлетворен. И необязательно направлять все средства на бомбу — можно заняться и реактором, в котором для бомбы создавалось бы ядерное горючее. В итоге, тщательно все взвесив, физики запросили 350 000 марок (около 80 000 долларов), превысив имеющийся бюджет ядерной программы только на 75 000 марок.

Шпеер получил следующее письмо:

Будучи уверенными, что бомба находится вне досягаемости в течение войны, физики «Уранового общества» согласились на относительно скромное финансирование для продолжения работы над ядерным реактором.

Действия физиков в этот критический, поворотный момент германской ядерной программы требуют осторожной трактовки. С самого начала некоторые физики — в частности Гейзенберг — пытались «воспользоваться войной на благо физики». «Урановое общество» на своем примере доказало, что исследования деления ядра можно проводить на средства военных с относительно незначительным их вмешательством. Любая попытка преобразовать проект в строгую программу, направленную на достижение целей исключительно военного характера, вежливо отклонялась. Несмотря на давление со стороны Шумана, в 1939 году физики, работавшие за пределами Берлина, отказывались перейти в Физический институт Общества кайзера Вильгельма, предпочитая продолжать свою академическую работу в исследовательских институтах по всей стране. По этой причине программа оставалась фрагментарной и рассредоточенной.

Подобно многим другим представителям немецкой промышленности и общества, физики воспринимали войну, развязанную нацистами, как средство достижения цели; а целью физиков в данном случае была собственная академическая карьера и высокие посты. Большинство членов «Уранового общества» не были нацистами. Они были готовы воспользоваться любой личной выгодой, какую бы ни дала война, но действительно не хотели участвовать в этой войне. Для таких физиков «Урановое общество» стало возможностью оказать посильную помощь (как они ее себе представляли) Германии в войне, возможностью обещать создание (в неопределенном будущем) сверхоружия и избежать таким образом риска непосредственной военной службы.

Попросить у Шпеера миллионы марок означало бы развертывание широкомасштабного военного проекта — с обязательством, что создать взрывное устройство, которое решающим образом повлияет на ход войны, удастся. Провала такого проекта режим бы не простил. Для Гейзенберга это была бы слишком опасная игра. Он раздразнил перспективами создания «взрывчатого вещества, в миллион раз мощнее тех, что доступны сейчас» аудиторию высокопоставленных военных, с гитлеровским рейхсминистром вооружений и военной промышленности среди них. Затем он искусно приуменьшил потенциал этого оружия, обрисовав серьезнейшие технические проблемы, которые предстояло решить. И, наконец, он попросил ресурсы, совершенно приемлемые для очередного этапа долгосрочного исследовательского проекта, но решительно недостаточные для скоростного проектирования и строительства военного проекта, рассчитанного на быстрое преодоление технических сложностей и создание нового «чудо-оружия».

Разумеется, определенный риск сохранялся. Удачно сконструированный рабочий ядерный реактор мог бы синтезировать элемент-94, но с учетом запланированного масштаба экспериментов все равно не удалось бы производить элемент-94 в количестве, достаточном для создания бомбы. Опасная игра Гейзенберга стала приносить свои плоды. Работа должна была продолжиться под эгидой Имперского исследовательского совета, гражданской организации, в которой о бомбе упоминали мало или не упоминали вообще, по крайней мере среди физиков, работавших под началом Гейзенберга. Германский проект атомной бомбы, если он и был когда-нибудь реален, теперь исчерпал себя.

Гитлер получил несколько «воскресных бюллетеней» с мнениями о потенциале атомной бомбы, высказанными некоторыми советниками, — эти люди зачастую не разбирались в проблеме либо пользовались недостоверной информацией. Шпеер был осторожен, чтобы воображение фюрера не оказалось захваченным идеей, которая объективно не могла быть воплощена в жизнь в ближайшем будущем. 23 июня Шпеер сказал Гитлеру, что ядерная программа в долгосрочной перспективе может принести практическую пользу, но не стоит рассчитывать на то, что в ближайшем будущем появится супероружие, которое сыграет в войне решающую роль. Немецкое военное руководство сконцентрировалось на решении других вопросов.