Караван счастливых историй - Роман Авдеев

Как назло, у меня недавно был герпес, визуально еще не до конца все прошло, и мне даже не дали подержать ребенка. Крошечный кулек дали на руки мужу. В свои два с половиной месяца девочка весила 3 килограмма 800 граммов, рост был 45 сантиметров. Совсем крошечка. Зато у нее уже был приличный «послужной список», связанный с тем, как проходила беременность, роды, какие у мамы были болезни. Врач зачитывала нам все ее болячки и периодически извинялась: «Простите, но я обязана вам все это сообщить». Поначалу я что-то еще пыталась записывать, но потом бросила – все равно ничего не понимала. Там и анемия, и зеленые воды у мамы, и гипоксия головного мозга, и гипертонус, и отставание моторного развития, и инфекция мочевыводящих путей, и много других слов, которых я не знаю. Сейчас всего даже не вспомню. Потом сказали, что у ребенка долго не было статуса – мама ее оставила в роддоме, ушла, не написав ни заявления на присвоение имени, ни отказа. Только в середине января поставили статус, что ребенок без попечения родителей. И с этого момента начался отчет шести месяцев, в течение которых мать может одуматься и вернуться за дочкой, лишь по истечении этого срока мы сможем подать на усыновление. А пока мы могли взять ее лишь под опеку. Конечно, было немного волнительно: вдруг мама явится, и нам придется отдать ребенка, а мы уже к ней привыкнем. В общем, сидим, слушаем врача, неподалеку стоит медсестра с этим кульком. И огромные глаза девочки смотрят на нас – на меня, на мужа, на меня, на мужа. Она ресницами своими неимоверными хлопает, а у меня уже ком стоит в горле. И я понимаю – все, думать нечего, забираем! К тому же документы ребенка готовы на перевод в Дом малютки, и решать мы должны прямо сейчас. Либо мы ее забираем, и тогда затормозят перевод, переделают документы на передачу в семью, либо в понедельник ее отправят в учреждение. Мы выходим, перевариваем это все, и я спрашиваю мужа: «Ну что?» А он говорит: «Думаю, что мы только что смотрели в глаза нашей дочери». Вот и я так думала.

Приехали домой, и я тут же позвонила в опеку, а мне там говорят: «Вы где? Вы что решили? Зачем домой поехали? Надо было сразу же ко мне». Пятница же, надо срочно документы переделывать на передачу ребенка в семью. Вот так у нас очень быстро все получилось – в середине января мы получили заключение, а в начале февраля уже встретили Лилиану. В пятницу увидели ее, а в понедельник при условии, что если анализы будут хорошие, ее выписывали к нам домой. Мы же заранее не знали, кого встретим, мальчика или девочку, какого возраста будет ребенок. У нас дома ничего не было готово. И вот с пятницы до понедельника нам нужно было все купить, обустроить.

Кстати, до этого мы рассуждали с мужем, кого бы больше хотелось – мальчика или девочку. Мне было абсолютно все равно, а муж сказал: «У меня есть легкое предпочтение в сторону девочки». И вот когда он ехал в опеку смотреть фотографию и получать направление на знакомство, то молился: «Господи, дай знак, мое это или не мое дитя». Потом рассказал, что как будто услышал голос: «Ты просил, чтобы тебе позвонили? Тебе позвонили. Ты девочку хотел? Девочка. Чего ты еще хочешь?» – «Я все понял», – ответил муж.

В общем, три дня мы скакали сайгаком по магазинам и друзьям. И даже здесь Господь был к нам милостив. У нас много верующих друзей в разных церквях, которые нам многое принесли. Так что чудом за три дня мы все подготовили, что-то купили, а большую часть получили в дар или на время от верующих друзей. В понедельник приехали в больницу. Мне уже разрешили взять Лилли на руки и дали ее покормить. Это были нереальные ощущения! До сих пор пересматриваю фотографии, где я держу Лилли на руках и пытаюсь ее кормить из такой «советской» бутылки с соской с большой дыркой, а она захлебывается, и бутылка не ахти, и опыта никакого, а счастья море! Есть она так и не стала толком, как чувствовала, что сейчас что-то для нее поменяется, волновалась.

А потом Лилиану одели в одежду, которую мы привезли. Помню, комбинезон мы ей купить не успели, а зима же, февраль. Нам друзья дали какой-то огромный голубой комбинезон мальчиковый, в котором ее даже не было видно. И вот мы кое-как упаковались в машину, едем, а она почувствовала, что что-то происходит, и всю дорогу домой плакала, а может, есть хотела, не поела же толком. У нас с мужем стресс, думаем, только взяли ребенка, и еще по дороге загубим. Это что-то нереальное! Но как только мы приехали домой, она успокоилась, и дальше я вообще не помню, чтобы она плакала без причин. Очень спокойный ребенок. Если плачет, значит, что-то серьезное.

В первую ночь было неожиданно просто – мы ее положили, смотрим, а она уже спит. Каждые три часа она просыпалась, мы ее кормили, и она снова засыпала. А на вторую ночь мы положили ее спать, а она плачет и плачет. Никак не успокаивается. Мы поняли, что болит животик – нам в больнице дали смесь для нее, но, видимо, не ту, которой там кормили, а какая под рукой была. Что делать, не знаем. Позвонили в «неотложку», нам сказали, что нужно помассировать животик и положить ребенка на животик. Мы все делаем, но она еще больше плачет. Ужасное состояние. Почти 15 лет мы работали в церкви с людьми, решали их проблемы (порой очень серьезные), а тут вдруг оказались бессильны. Дочка ревет, я реву, и муж ревет. В конце концов я вызвала «Скорую» просто от бессилия. Но как только приехали врачи, Лилли успокоилась. Хотя врач ничего даже не сделал, это была взрослая «Скорая», врач нам советы давал, как дедушка, который сам имеет внуков. В общем, у Лилли колики были, и это оказалось для нас боевым крещением. Потом она уснула у меня на руках, и мы тоже уснули. Мы еще несколько дней подряд на руках укачивались, пока у нее продолжались эти проблемы. С тех пор Лилли засыпает только на руках. Зато уже давно спит всю ночь, не просыпается.

Как я сказала, Лилли нам отдали только под опеку. Мы ждали середины июля, когда истечет 6 месяцев, чтобы отвезти документы в суд на удочерение. И тут начались проблемы с документами мужа. Конечно, нам нужно было заранее посоветоваться с юристами, все уточнить. Но я самостоятельно читала законы двести раз, в которых черным по белому было написано, что как муж гражданки России он идет на усыновление тем же порядком, что и граждане РФ. Потом я прочитала, что ему все же нужно предоставить кое-какие документы и из его страны и какие-то выписки из закона, что в этой стране не легализованы однополые браки и пр. Но это все выяснилось только после того, как мы подали заявление на удочерение. В итоге нам просто отказали, потребовав эти документы. И началось хождение по мукам. В какой-то момент пошли на встречу с судьей, чтобы понять, что мы делаем не так и как нам быть. Ведь требования некоторых документов из Италии казались нам невыполнимыми. Мужу не дадут заключение на возможность быть усыновителем в Италии, потому что он не живет там с 18 лет. Но судья твердила одно: «Вы не первые такие интернациональные семьи, все это делают». И говорила она все это таким тоном, как будто бы мы просто ленимся и не хотим тратить средства, чтобы поехать в Италию, заниматься этим вопросом. С ее точки зрения, мы не желали напрягаться, а мы знали, что по закону Италии мужу просто не дадут заключение. Потом мы ходили в посольство, но там ничего не могли нам подсказать, поскольку они имеют дело только с полностью интернациональным усыновлением, которое идет через специализированные организации и агентства. Мы оказались в тупике.