Пират и язычница - Вирджиния Хенли

– Сегодня я сам приберу хозяйские покои. Займитесь своими делами, леди.

Пристыженные, женщины немедленно удалились. Саммер взяла бархатные футляры и тихо сказала:

– Спасибо, мистер Берк. У меня даже не было времени как следует рассмотреть дом.

– По возвращении, миледи, я лично проведу вас по всем комнатам.

– Очень рада, что, возвратившись, я найду в вас опору и поддержку.

Они обменялись улыбками и расстались в полной уверенности, что стали настоящими друзьями и союзниками.

Почти все корнуолльские дороги крутые и ухабистые. Кроме того, они, как правило, узкие, каменистые и крайне опасные, особенно для экипажей, запряженных четверкой. Жизнь седоков зависела от выносливости лошадей и умения опытного кучера.

Если две кареты встречались на такой тропинке, одной приходилось медленно катиться назад до более широкого участка, где кони могли бы разъехаться. Иногда по одной стороне тянулись бесконечные обрывистые скалы; временами валуны и булыжники сменялись низким кустарником и россыпями полевых цветов.

Выглянув из окна экипажа, можно было увидеть извилистую линию побережья, изрезанную пещерами и маленькими заливчиками. Беспрестанно бьющиеся о рифы волны наполняли душу истинных корнуолльцев жаждой свободы и приключений. Рурк и Саммер молча любовались диким первозданным пейзажем.

– Подумать только, триста миль сплошных пещер и укромных уголков, – покачал головой Рурк. – Идеальное место для контрабандистов! Никто и никогда не помешает этим одержимым людям.

Саммер содрогнулась при мысли о неизбежном откровенном разговоре.

– Не стоит упоминать об этих ужасных вещах. Большинство людей считают, что жизнь контрабандиста заманчива и полна романтики. Но я знаю, что реальность куда более жестока. И неизменные спутники контрабандистов – страх, тоска и боль. Кстати, ты не платишь доносчикам? Для многих здешних жителей предательство и наушничество – единственный способ выжить.

– По-моему, ты не желала слышать о подобных вещах, – заметил он, уклоняясь от ответа.

– Клянусь, корнуолльцы – народ особенный. Порой мы впадаем в мрачное угрюмое настроение, и ничто не может нас развеселить, но порой словно сонм дьяволов вселяется в наши души, и тогда пусть хоть все идет прахом, мы поставим на своем! Мой главный недостаток – способность загораться страстью по любому поводу.

– А я думал, что только мне удалось пробудить твою страсть, – бросил Рурк, презрительно скривив губы. Саммер почти со страхом посмотрела на мужа, но, заметив шутливый блеск его глаз, рассмеялась:

– А твой самый большой недостаток, Ру?

Рурк, забыв о веселье, сосредоточенно нахмурил брови.

– Наверное, вспыльчивость. Но я стараюсь держать себя в руках. К несчастью… – Он поглядел вдаль, словно припоминая что-то неприятное, но тут же перевел взгляд на жену и грустно усмехнулся: – К несчастью, иногда мне это не удается, и тогда последствия бывают непредсказуемыми.

Уж не предостерегает ли он ее от попыток спорить и возражать?

– Рурк, ты родился в Хелфорде? – продолжала допытываться Саммер.

– Нет. На северном побережье, в местечке Хай-Тор. Дикая заброшенная голая пустыня, где вечно дуют свирепые ветры. Никого и ничего, кроме гомонящих чаек, клочьев белой пены на песке и нескольких узловатых скрюченных деревьев.

– Этим и объясняется твой тяжелый характер! – беспечно сообщила Саммер. – А вот я родилась в доме матери на полуострове Роузленд. В уединенной долине, надежно укрытой высокими холмами от бурь и непогод. Там царят тишина и покой, луга покрыты цветами, и раздается птичье пение.

– Именно поэтому ваше имение назвали Роузленд, а тебя – Саммер, – решил Рурк.

– Разумеется, – заверила она. Немыслимо, невозможно сказать правду о своем происхождении – уж лучше сладкая ложь! Ведь и она родилась на унылом северном побережье, в одиноком убогом домишке, где ее мать жила одна, покинутая игроком-мужем. По слухам, она едва выжила в ту лютую зиму и назвала ребенка Саммер, потому что очень страдала без солнца и тепла.

– Что же, леди Саммер Хелфорд, сегодня вы неотразимы. И если бы мне предложили любой райский уголок на земле, я все-таки предпочел бы остаться в этом проклятом экипаже, рядом с вами.

Он поднял ее с сиденья и, усадив к себе на колени, навил на палец блестящий черный локон. Она была так близко, что Рурк мог разглядеть тоненькие голубые жилки, пронизавшие веки, и золотистые искорки на концах мохнатых ресниц. Саммер обвела пальчиком едва заметную голубовато-черную щетину, остававшуюся на его щеках даже после тщательного бритья, и Рурк, вздрогнув, отдернул голову и с жадностью голодающего принялся осыпать поцелуями ее виски, глаза и губы. Она ощутила, как твердеет его плоть, и невольно вспомнила прошедшую ночь. Его ловкие пальцы уже успели расстегнуть жакет и добраться до мягких полушарий ее груди сквозь тонкую ткань кружевной сорочки.

Тихие стоны Саммер убедили Рурка, что ни один мужчина, кроме него, не играл с ней подобным образом. Его плоть грозила разорвать оковы кюлот,[20]и Рурк немного подвинулся, так, что напрягшаяся плоть уютно улеглась в ложбинку между упругими полушариями ее ягодиц. Каждый раз, когда его большой палец терся о ее сосок, Саммер извивалась и прижималась к нему еще крепче. И при этом ухитрялась стискивать ягодицами самый кончик восставшей плоти, сводя Рурка с ума.

Наконец он понял, что, если не хочет опозориться, надо как-то отвлечь ее внимание. Уложив Саммер на сиденья, он поднял ее юбки и провел ладонью по ноге, дойдя до восхитительно нежного местечка чуть выше подвязок. Коварно усмехнувшись, Рурк неспешно стянул подвязку вместе с чулком и взялся за другую ногу.

– Рурк, – прошипела Саммер, – не можешь же ты раздеть меня прямо здесь!

– Неужели, моя маленькая невинность? – усмехнулся он.

Саммер только охнула, когда Рурк стащил второй чулок и торжествующе помахал им. Его рука снова дерзко пробралась под юбки, отыскала ее бедра, погладила поросший черными волосами холмик, спустилась к самому средоточию женской страсти.

Он вновь прижал ее к себе и заглушил тихий стон поцелуем. Пламя, объявшее ее тело, бушевало лесным пожаром. И не было смысла отрицать, что сама она хочет, жаждет, желает того, что он с ней делает.

Но карета вдруг замедлила ход и куда-то свернула. Кажется, они приехали!

Охваченная паникой, Саммер нервно дернулась, но Рурк, не давая ей подняться, прошептал:

– Почти на месте.

Разгадав двойной смысл его слов, она покорно отдалась исступленному наслаждению.

К счастью, обсаженная платанами подъездная аллея действительно оказалась достаточно длинной, и у Саммер хватило времени, чтобы застегнуть лиф, опустить юбки и найти туфли. Вот только прийти в себя она не успела. Карета остановилась перед огромным особняком. Кучер распахнул дверцы и опустил ступеньки прежде, чем Рурк, лукаво улыбнувшись, спрятал в карман ее чулки и подвязки.