Всевышнее вторжение - Филип Киндред Дик

Я думаю, в тот момент тебе что-то стало понятно, но теперь ты опять забыл. Выбирая, что бы напомнить тебе, я бы выбрала этого пса и то, как ты переживал его смерть. Я бы хотела, чтобы ты вспомнил, как этот пёс показал тебе Путь. Это путь сострадания, самый достойный изо всех, и я не думаю, что ты горишь неподдельным состраданием, правда, не думаю. Ты пришёл сюда сокрушить Велиала, твоего врага, а не чтобы освободить человечество; ты пришёл сюда воевать. Подходит ли тебе такое занятие? Большой вопрос. Где тот мир, который ты обещал человеку? Ты пришёл с мечом, и миллионы умрут; это будет умирающий пёс, повторённый миллионы раз. Ты плакал по этому псу, ты плакал по своей матери и даже по Велиалу, но я скажу тебе, если ты хочешь отереть всякую слезу с очей их, как сказано в Писании, уходи и оставь этот мир в покое, потому что всё его зло, то, что ты именуешь «Велиалом» и своим «Противником», есть лишь некая иллюзия. Здешние люди совсем не плохи, и весь этот мир совсем не плох. Не иди на него войной, а поднеси ему цветы.

Зина сломала усыпанную цветами ветку и протянула её Эммануилу, после секундного колебания он её принял.

– Ты очень убедительна, – сказал Эммануил.

– Такая у меня работа, – пожала плечами Зина. – Я говорю все эти вещи, потому что я их знаю. В тебе нет обмана, и во мне нет обмана, но если ты проклинаешь, то я играю. Кто из нас нашёл Путь? Две тысячи лет ты выжидал момента, чтобы прокрасться в твердыню Велиала и свергнуть его. Я предлагаю, чтобы ты нашёл себе другое занятие. Погуляй со мной, посмотри на цветы. Это как-то лучше. И этот мир будет процветать так же, как и всегда. Сейчас весна. Сейчас расцветают цветы, а со мною будут и пляски, и звон колокольчиков. Ты слышал колокольчики и знаешь, что их очарование превыше силы зла. В некоторых отношениях их очарование превыше даже твоей собственной силы, силы Яхве, Господа Воинств. Или ты не согласен?

– Магия, – сказал Эммануил. – Волшебство.

– Красота это волшебство, а война это суровая действительность. Что ты предпочитаешь? Суровость войны или опьянение тем, что ты видишь сейчас и здесь, в моём мире? Сейчас мы одни, но потом появятся люди; я наново населю своё царство. Но мне нужен этот момент, чтобы поговорить с тобою прямо и откровенно. Знаешь ли ты, кто я такая? Ты этого не знаешь, но со временем, шаг за шагом, я вновь возведу тебя, Творца, на твой престол, и тогда ты меня узнаешь. Ты строил догадки, но все они неверны. И ты будешь строить новые догадка, ты, знающий всё. Я не Божественная Премудрость, и я не Диана, я не Зина, и я не Афина Паллада. Я есть нечто иное. Я царица весны, но лишь в каком-то отдалённом смысле, потому что они, как тебе известно, суть всего лишь химеры.

Они шли по дорожке между прудов и деревьев.

– Мы с тобою друзья, – сказал Эммануил, – и я склонен к тебе прислушиваться.

– Тогда отложи свой великий и страшный день. Нет ничего хорошего в огненной смерти, это самая страшная смерть изо всех. Ты подобен солнечному жару, сжигающему посевы. Четыре года мы были вместе, ты и я. Я наблюдала, как возвращается к тебе память, и сожалела о её возвращении. Ты причинял страдания этой несчастной женщине, ставшей твоей матерью; от тебя тошнило твою собственную мать, которую, если верить твоим словам, ты любишь, которую ты оплакивал. Вместо того чтобы идти войной на зло, исцели умирающего в канаве пса и тем осуши свои собственные слёзы. Мне очень не нравились твои слёзы. Ты плакал потому, что наново обретал свою природу и начинал её понимать. Ты плакал потому, что осознавал, кто ты такой. Эммануил молчал.

– От здешнего воздуха прямо голова кружится, – сказала Зина.

– Да, – кивнул Эммануил.

– Я начну возвращать людей, – сказала она. – Одного за другим, и все они будут проходить мимо нас. Смотри на них, а когда увидишь кого-нибудь, кого тебе захочется убить, скажи мне, и я его снова устраню. Но ты должен смотреть на человека, которого ты бы убил – ты должен видеть в нём раздавленного, умирающего пса. Только тогда ты получишь право его убить; только оплакав, получишь ты право уничтожить. Тебе это понятно?

– Хватит, – сказал Эммануил.

– Почему ты не плакал над псом до того, как его переехала машина? Почему ты медлил, пока не стало слишком поздно? Пёс принял то, что случилось, а ты не принял. Я даю тебе советы, я твой поводырь. Я говорю: это неправильно – то, что ты делаешь. Прислушайся ко мне. Остановись!

– Я пришёл, чтобы снять с них угнетение, – сказал Эммануил.

– В тебе есть ущерб. Я это знаю, я знаю, что случилось с Божественностью, знаю про изначальный кризис. Всё это для меня не секрет. И вот в этих условиях ты хочешь снять с них ярмо угнетения посредством великого и страшного дня. Ты считаешь это разумным? Ты считаешь, что это хороший способ дать свободу узникам?

– Я должен сокрушить силы…

– Да где они, эти силы? Правительство? Булковский и Хармс? Да это же просто идиоты, клоуны. Ты хочешь их убить? Ну да, конечно же, ты прекрасно усвоил закон возмездия, тобою же и преподанный: око за око, зуб, за зуб. Но я напомню тебе иное: «не противься злому».

Ты должен жить по своему завету, ты не должен противиться твоему врагу, Велиалу. В моём царстве нет его власти, нет и его самого. То, что у нас здесь, это некий выродок, сидящий в клетке зоопарка. Мы даём ему воду и пишу, обеспечиваем нужную температуру и атмосферу; мы стараемся устроить эту тварь со всеми возможными удобствами. В моём царстве мы не убиваем. Здесь, у нас, нет и никогда не будет великого и страшного дня. Останься в моём царстве или сделай его своим, но только пощади Велиала, пощади всех. Тогда тебе не придётся больше плакать, и всякие слёзы по тобою обещанному будут отёрты с очей.

– Ты – Христос, – сказал Эммануил.

– Нет, – расхохоталась Зина. – ни в коем случае.

– Но ты его цитируешь.

– «В нужде и чёрт Писание приводит». Вокруг них появлялись группки людей в лёгкой летней одежде – в рубашках с короткими рукавами, в хлопковых платьях. И всё это были дети.

– Царица фей, – сказал Эммануил, – ты меня околдовываешь. Уводишь с дороги вспышками света, плясками, пением и звоном колокольчиков, непременно звоном колокольчиков.

– Колокольчики раскачиваются на ветру, – сказала Зина, – а ветер говорит правду. Всегда. Ветер пустыни. Ты это знаешь; я видела, как ты слушаешь ветер. Колокольчики это музыка ветра, слушай их.

И он услышал, только теперь, волшебные колокольчики. Они звучали вдали – многие колокольчики, маленькие, не церковные колокола, но колокольчики волшебства.

И это был самый прекрасный звук, когда-либо им слышанный.

– Даже я не могу произвести такие звуки, – сказал он Зине. – Как это делается?

– Пробуждением, – сказала Зина. – Звуки колокольчиков пробуждают, освобождают от сна. Ты разбудил Херба Ашера грубым вмешательством, я пробуждаю красотой.

Ласковый весенний ветер приносил издалека пьянящие туманы её царства.