Меч Юга - Дэвид Вебер

продолжал пристально смотреть на него. Он с готовностью мог поверить, что Брандарку и Базелу уже перевалило за первое столетие, поскольку градани обычно доживали до двухсот лет или больше, предполагая, что им удавалось избежать насильственной смерти на этом пути, и они, как правило, оставались здоровыми, выносливыми и активными до самого конца. Но было совершенно нелепо утверждать, что Лиане было за девяносто! Может, она и была замужем за градани, но, в конце концов, она, очевидно, была человеком.

- Это... - начал он.

- Невозможно? - Брандарк прервал его и фыркнул. - Кенходэн, ты планируешь отправиться в Энгтир с волшебником, которому больше тысячи трехсот лет!

- Но... но он Венсит из Рума!

- Да, это так, но чего ты, похоже, не понял, так это того, что она - Лиана Огненноволосая. Скажи мне, ты заметил свадебные браслеты на ней и Базеле?

- Конечно, видел.

- Ну, возможно, ты захочешь поближе взглянуть на Базела этим вечером. Знаете, большинство свадебных браслетов высшего дворянства сотойи сделаны из золота, а не из серебра. И они тоже не украшены опалами. Если уж на то пошло, на большинстве из них также нет булавы и меча Томанака и луны Лиллинары.

- Очевидно, это важно, - медленно произнес Кенходэн.

- Можно и так сказать, - фыркнул Брандарк. - Ты спросил, как дева войны оказалась замужем за градани, когда их собственный устав запрещал им вступать в брак по закону? Что ж, когда Томанак и Лиллинара появляются - лично - чтобы объявить, что эта пара - это муж и жена, нужно иметь твердую душу, чтобы спорить с ними. И на всякий случай, если кто-то был склонен усомниться в их позиции в этом маленьком вопросе, они дали Базелу и Лиане свои браслеты. И это тоже очень... интересные браслеты. Он и Лиана убедили их не светиться без их особого разрешения, что заняло некоторое время; они почти такие же упрямые, как градани, эти браслеты, но, насколько я могу понять, что они двое и Венсит говорили мне на протяжении многих лет, когда Томанак и Лиллинара надели эти браслеты на их запястья, они объединили больше, чем просто свои жизни, Кенходэн. Они соединили свои души. Чего я не знал, пока Венсит не объяснил нам это, так это того, что градани - и, если уж на то пошло, скакуны Сотойи - живут так же долго, как и мы, потому что мы... напрямую связаны с тем, что Венсит называет диким волшебством. И теперь, благодаря ее союзу с Базелом, Лиана тоже связана с ним.

- Но почему?..

- Почему они сделали это для Лианы и ни для кого другого? - Брандарк пожал плечами. - У меня нет ответа на этот вопрос, Кенходэн. Мое лучшее предположение? У богов есть кое-что, что им нужно, чтобы она сделала. На самом деле, возможно, вместе с Базелом. Имей в виду, я не знаю двух человек на лице Орфрессы, которые могли бы заслужить отпущенные Лиане дополнительные годы больше, чем эти двое. Но я не думаю, что это так просто. Я думаю, что эти двое были выбраны для достижения чего-то настолько важного, что все, что они уже сделали, было лишь подготовкой.

Глаза градани теперь были смертельно серьезны, и они удерживали Кенходэна, как заклинание волшебника.

- Вот что я думаю, Кенходэн, и я думаю, что ты был избран для выполнения той же задачи, какой бы она ни была.

Кенходэн уставился в ответ, отчаянно пытаясь отрицать такую возможность. Протестовать против того, в чем Брандарк, должно быть, ошибался. Он открыл рот, подыскивая слова, чтобы сказать Брандарку именно это.

И он не мог.

ГЛАВА ШЕСТАЯ

Удел моряка

В дополнение ко всем своим другим разнообразным талантам Базел Бахнаксон точно предсказывал погоду.

Как он и предупреждал, за последние три дня себя проявляли только случайные ветры, - или их отсутствие, и Кенходэну это здорово надоело. Теперь "Повелительница волн" с несчастным видом качалась, когда еще одна медленная волна угрюмо вздымалась под ее корпусом. Она была воспитана на скорости, и неподвижность вызывала у нее беспокойство... особенно такого рода неподвижность. В течение первых двух дней мертвого штиля море было бездыханным зеркалом, необычным для этого времени года, но вряд ли неслыханным. Однако сегодня утром ситуация изменилась, и тем из ее команды, кто разбирался в погоде, не понравилось то, что они увидели. Что бы ни двигало волной, это было далеко, потому что ни один ветерок не шевелил ее безмолвный холст, и резкий холод превратился в холодную сырость, которая покрывала кожу человека, как масло, но с рассвета эти волны становились все круче. Как будто что-то подкрадывалось к ним.

Кенходэн сидел на палубе, прислонившись к фок-мачте, перебирал струны арфы, подаренной ему Брандарком, и наблюдал, как Базел и капитан Форстан фехтуют тупым оружием в назидание - и для отвлечения - охраны и команды. Глухие звуки их ударов и парирований долетали до его слуха издалека, потому что его разум был далеко, когда он настраивал диссонирующую струну и думал.

Его умение играть на арфе приносило гораздо больше, чем просто удовлетворение, даже если он не помнил, как приобрел его. Он также не помнил, чтобы разучивал какие-либо мелодии, которые сами по себе всплывали из тени его потерянного прошлого, если он просто позволял им. Он не мог заставить их, но они все равно приходили, как будто призываемые чем-то извне, и пока они длились, он снова был целым... пока они не отпускали его, и он не возвращался в окружающий мир. Он предполагал, что это было жутко, но это была жуткость, которую он приветствовал, и которую он научился принимать, как принимал Венсита и Базела.

Он размышлял о своих странно созревающих отношениях с волшебником. Рассказы Брандарка о деяниях Базела окончательно закрепили признание Кенходэна, ибо если защитник Томанака - тот, кому удалось достичь хотя бы десятой части достижений Базела, - не только доверял волшебнику, но и принимал его как близкого друга, как мог Кенходэн не доверять ему? Кроме того, если Венситу из Рума нельзя было доверять, то ни одному человеку нельзя. Все сказки сходились на этом. Но это не положило конец напряженности между ними, поскольку Кенходэн обнаружил, что его своевольная, властная натура горько возмущалась его неспособностью контролировать свою собственную жизнь. Он не знал, было ли это своеволие результатом его амнезии или оно всегда было частью его, но