Ты была совсем другой - Майя Кучерская

Так я и попала в психушку, на нервной почве, ничего, выкарабкалась, Гене как раз благодаря. Но пока таблетки глотала, всю эту историю постаралась выжечь и выжгла. Почти. Только как нес меня до метро на руках, когда дождь лил, и воды стало по колено, у нас там на переходе как раз углубление, и все оно заполнилось водой, а мне нужно было быстрей на экзамен по философии, у нас преподша злючка была! Из старых коммунистов, никак нельзя было опаздывать. Но как пройдешь, если реки разливанные раскинулись, не пройти, не проехать, вот он и подхватил меня. Он переночевал тогда у меня, мама моя как раз уехала уже на дачу, квартира пустая, ночь мы провели вместе, а потом вместе вышли из дома. Но пока собирались, дождь пошел. И какой! Не пройти, не проехать, вот он и подхватил меня, и понес, сильный был очень человек – несет, я держу над ним свой, в цветной горошек зонтик, но что-то мало помогает, заливает со всех сторон! Я в одном сарафане, утром вроде солнце светило, я и выскочила, кофточки никакой даже не захватила, мерзну жутко, смеюсь от стеснительности, хотя кого стесняться, людей-то нет вокруг, все попрятались, одни мы идем по воде, а он сжимает меня крепко-крепко, хочет согреть и не улыбается, только в глаза глядит, как всегда, прямо, ровно, и так чисто, ясно! – вот это забыть не могла, и каждый раз казалось: нужно было получше разобраться тогда, в чем дело, и все-таки найти его, может, и в Америку за ним поехать. Тогда всё, всё бы могло бы сложиться по-другому!

Гена приходил в психушку к матери, соседке моей по палате, она была у него с сильным приветом, но довольно тихая. Мне что, я хоть и в отключке полной, но матери его помогала – она есть не хотела и ходила у него еле-еле, я ее каждый раз уговаривала и водила то на обед, то на ужин, то в туалет. Гена за мать сильно меня благодарил, так и познакомились, а как вышла я на волю, начали встречаться. Правда, был он меня на восемь лет старше. Мне всё руки на себя наложить хотелось, а он меня утешал и очень поддерживал – натренировался уже на маме-то, и, кстати, неплохо получалось. Действовали его слова на меня, и более– менее я успокоилась. Потом и замуж позвал. Для бедной Тани все были жребии равны, как в школе мы учили, – я согласилась.

Родили мы вскоре Ванечку. Сынок был похож не на Гену, а на того… тренера! Такие ж глаза – серое с ярко-голубым намешано, и так же цвет меняют от освещения – иногда синие-синие, как небо летом, а то – сталь. Это притом, что и у меня, и у Гены глаза темно-карие. Не только глаза, ушки той же формы у Ванечки были – чуть лопоухие, отогнутые сверху, даже форма черепа! И какой высокий, стройный потом вымахал, хотя мы с Геной оба низкие. Но есть, говорят, такое явление, телегония. С научной точки зрения это, конечно, бред, я не спорю, но ведь – факт. И факт этот – мой Ванечка. Только смуглый он вышел в Генку – там вся их родня по отцу из Молдавии.

Рос Ваня добрым мальчиком, рисовал очень хорошо, собирался стать дизайнером, и надо ж, напасть. Влюбился в эту Алену, да так, как только в пятнадцать лет бывает. Спать перестал, все чего-то рисует да эс– эмэски ей эсэмэсит. И нет бы отшила его, так и не отшивает, но особенно и не откликается, а он вот буквально! худеет на глазах. Жаль до слез, а как поможешь? Тут звонит его классная руководительница, ваш сын три недели не был в школе, все в порядке? Как это не был? Каждое утро уходил, с рюкзаком, учебниками, вот только, оказывается, не в школу. Призвала я Ваню, а он на все вопросы отмалчивается, на контакт не идет и смотрит до того… странно! Отсутствующе так. Уговорила его сходить к психологу, но большого толку от этого не получилось, точнее, совет ее был – куда-нибудь переехать, в новое место, в новую обстановку. Но куда переедешь, осталось-то год в этой школе домучиться, и потом, какая разница – все равно и по интернету, и по телефону все друг с другом сейчас связаны. И я надеялась, что как-нибудь постепенно пройдет само.

Папа наш вечно на работе, в автосалоне своем, начну ему вечером жаловаться, хочу посоветоваться – молчит; а однажды как сказанет: «Ну, а что ты хочешь, Надь, наследственность. Мать моя из депрессий не вылезала, и с тобой мы где познакомились, помнишь ли?». Вдруг вскакивает и к Ваньке в комнату – раз, я – следом бегу! Берет его за грудки, мрачно так, и говорит: «Будешь мать расстраивать, не будешь в школу ходить, ты мне не сын. Дома можешь не появляться!» Ванечка на это смолчал, а потом, как мы с отцом вернулись на кухню, тихо-тихо собрал вещички и вышел. Ночевать не вернулся, мобильный отключил.

Что за ночь мы пережили, рассказывать не буду. Утром приходит эсэмэска: «Мама, все ОК». И опять ни слуху, ни духу. Еще два дня прошло. В школу идти выяснять не хочется – выгонят его, будет на плохом счету. Кое-как разведали, что ночует он у друзей, по очереди. Вернулся домой только через четыре ночи. Гена вообще с ним не разговаривает, но хотя бы не трогает, еле уговорила его. Что ж, такое время у мальчика, надо пережить. Хотя как пережить, непонятно. И Алена эта вроде как в конце концов вообще его бросила, с другим кем-то начала гулять, уже, значит, вышла в тираж. Ванечка буквально почернел. Даже рисовать больше не рисует, целыми днями сидит у себя в комнате и слушает музыку. На все вопросы глядит исподлобья и говорить не хочет. Только с каждым днем все худее. Щетиной черной зарос, одни глаза синие и остались.

И тут моя хорошая знакомая из нашего же тур– агентства дала мне совет. Съездить к одной женщине, живет не так далеко, в городе Дмитрове, и женщина эта будто бы прозорливая. Что-то типа гадалки, но не совсем, а вроде как и лучше. Этой знакомой она в свое время помогла найти мужа. Смешно мне стало – чушь ведь! И стыдно – к гадалкам ходят малолетки да несчастные женщины. С другой стороны, сын, единственный. К лучшему ничего не меняется, учиться Ваня так и не хочет, в школу почти не ходит. И я решилась.

Взяла, как и было велено, Ванечкину фотографию и поехала в город Дмитров. Ехала два часа, а разговор наш с прозорливой продолжался минут, наверное, двадцать. Ни на ведьму, ни на гадалку она мне похожей не показалась, скорее, на певицу оперную – статная такая дама, грудь, волосы распущены, но одежда самая обыкновенная, скромная. Хотя вид королевский. Правда, королева показалась мне сильно уставшей. Не успела я дорассказать про Ванечку, она и говорит, глядя прямо на фотографию: «Психические заболевания мальчика не коснутся, погрустит и забудет, сложность тут другая. В роду вашего мужа по материнской линии жены не любили мужей. Четыре поколения! Образовался порочный круг. Надо его разорвать, тогда и сына вашего любить начнут, а от этой девушки он скоро и сам отойдет, но когда появится другая… Принимайте меры!» И – зырк! На меня прям.

Тут меня как ударило: правда. Всё правда! Мать-то Гены, Ирина Васильевна, Царство Небесное, тоже не сразу свихнулась, сначала трех мужей бросила, в том числе Гениного отца, и про бабку свою он всегда говорил, суровая была женщина, зимой снега не допросишься, с дедом жила, как кошка с собакой.

Вот ведь. Не полюблю Гену, Ванечка будет мучиться всю жизнь.

Только открыла я рот, чтоб спросить, да как же, как мне Гену-то полюбить, не любила ведь его толком никогда, и замуж пошла за него, чтобы в дурку опять не загреметь – он меня очень поддерживал!

Но прозорливая меня остановила, говорить не позволила. Помолчала, посидела с закрытыми глазами, потом снова глянула: «Другой, другой на сердце у вас. Сколько лет уже. Надо эту дрянь …» – и рукой так показала, как выбросить из сердца дрянь. Будто гадость какую – раз и бросила за левое плечо, и поморщилась, как от скверного запаха. «Да ведь я… и Гена …», – но она уже прочь меня выпроваживает.