Путь Кассандры, или Приключения с макаронами - Юлия Вознесенская

– Вообще-то, честно говоря, это не единственный монастырь, которому я помогаю.

– Ох, бабушка, бабушка!… Скажи мне, эти монахини действительно так бедны, что им без твоей постоянной помощи никак не обойтись? Нельзя им просто один раз пожертвовать какие-то ценности, что-то из твоих драгоценностей, например, и пускай они сами потом обменивают их на еду.

– Им нужны макароны, а не деньги. Не думай, что Мировое правительство не знает о существовании черного рынка и не контролирует его. Одним разрешено им пользоваться, а другим за то же самое грозит немедленный арест.

– Разрешено членам Семьи?

– Им в первую очередь. Семье разрешено практически все. Коли члены Семьи не будут иметь таких привилегий, которые позволяют им жить особой жизнью и чувствовать себя на голову выше прочих сограждан, они не станут так преданно служить своему Мессии. Привилегии – основа существования любой элиты.

– А почему монахини так любят макароны?

– Ну, дорогая, это уже совсем другая история. Вот приедет мать Евдокия, ты у нее и спроси. Она как раз за макаронами к нам и едет.

– Подумать только, я увижу настоящую монахиню!

– А тебе интересно с ней познакомиться?

– Конечно! Во-первых, я хочу видеть твоих друзей, а во-вторых, у меня тут чисто профессиональный интерес: вдруг когда-нибудь мне понадобится воспроизвести для Реальности облик настоящей монахини. Это же такая экзотика!

– Ну-ну, – сказала бабушка. – А ведь каких-нибудь сто лег назад это вовсе не было экзотикой: в те времена не было русской семьи без монаха или священника в роду…

– Ну, уж в царской-то семье, наверно, не было!

– Родная сестра последней царицы была настоятельницей монастыря, Марфо-Мариинской женской обители. И до нее в царском роду были монахи и монахини.

– А в нашем роду?

– С обеих сторон. На Афоне, до самого его конца, жил родной дядя твоего деда, иеромонах Евстахий, а моя бабушка была игуменьей в новгородской обители. Ее звали матушка София, она погибла мученической смертью в тридцатых годах прошлого столетия.

– Не в ее ли честь вы гак назвали мою мать?

– Ты угадала. Но, к сожалению, твою мать это не спасло. Много у пашей семьи молитвенником на небесах, но много и грешников, умерших без покаяния, и теперь их всех надо отмаливать. А молиться-то некому, кроме монахов да меня, старой…

Бабушка задумалась, склонив голову и опустив руки. Я тоже молчала, не зная, чем ее отвлечь и утешить. Наконец вспомнила безотказное средство.

– Бабушка! Я целый день провела на воздухе и так проголодалась!

– Ох, детка моя, что ж ты раньше не сказала?

Бабушкину меланхолию как рукой сняло, и мы стали вместе варить на ужин… нет, не макароны, а гречневую кашу, которую бабушка считала для меня очень полезной.

Мать Евдокия приехала ночью, когда я спала. Утром я спустилась в кухню и увидела за столом напротив бабушки довольно молодую женщину в длинном черном платье с широким кожаным поясом и в какой-то белой накидке па голове, оставлявшей на виду одно лицо. Я остановилась в дверях, не зная, остаться мне или лучше уйти. Но потом увидела на столе третью чашку и прошла к столу.

– А это, как я понимаю, ваша Санечка, – сказала монахиня звонким, каким-то детским голоском. – Доброе утро, Кассандра!

– Доброе утро, – буркнула я, садясь на свое место.

– Елизавета Николаевна всегда рассказывала про свою внучку, когда приезжала в монастырь. Сестры мне позавидуют, когда я скажу им, что повидала легендарную Санечку!

– Так про меня еще и все ваши монахини знают?

– Не только знают, но и молятся за вас.

– Бесконечно им благодарна. Тем более что я их об этом никогда не просила.

Мать Евдокия внимательно на меня посмотрела, улыбнулась краешками туб и ничего больше не сказала.

– Пей кофе, Саня. Хочешь хлеба с медом? Мать Евдокия привезла нам в подарок монастырского меда.

Я поняла, что бабушка огорчена моим недружелюбием и решила исправиться.

– У вас есть пчелы в монастыре? – спросила я мать Евдокию. – Я слышала, что там, где есть обычные пчелы, обязательно появляются и пчелы-убийцы.

– Нам они, слава Богу, пока не докучают, – и она повернулась к бабушке, продолжая прерванный разговор. – А еще, Елизавета Николаевна, мать Фаина просила поблагодарить вас за теплый платок, теперь она не мерзнет за свечным ящиком.

– Как она? Не болеет?

– Вы же знаете, Елизавета Николаевна, что после потопа в обители никто не болеет. Мать Ангелина даже пережинает по атому поводу и жалуется матушке: – Вот теперь я после такого-то перерыва снова могу исполнять послушание медицинской сестры, а никому теперь это не нужно».

– И все-таки трудно будет вашим старушкам, если придется покидать обитель и куда-то переселяться. Здоровая старость все равно старость, по себе знаю.

– Все в воле Божией. Но пока, слава Богу, живем в своих стенах. Да, еще вам поклон от матери Полины. Она спрашивает, нет ли у вас случайно каких-нибудь известий о ее сыне?

– Нет, к сожалению. Последние слухи об Андрее дошли до меня через митрополита Марка, по я матери Полине уже сообщала, что сын ее теперь иеромонах. Знаю только, что никаких гонений на Православие в России нет.

– Слава Богу!

– Зато в Европе упорно ходят слухи о том, что в Россию готовится вторжение под видом освобождения европейских и американских беженцев. Вот уж для кого вторжение в Россию будет еще одной Катастрофой, тем более, что это будет сделано будто бы для их спасения из плена «православных дикарей".

– Неужели Антихрист так и дойдет до Серафимовой канавки[2]?