Мир без Стругацких - Эдуард Николаевич Веркин

Меркурью, но никогда не добравшись до оного? Я сплю? Вы мститесь мне?

Гагарин расхохотался. Споро прыснула и наблюдавшая смятенье уноши Гиги. Марсияние исчезло, и темнота с ним.

– Мстюсь, сударь? Канешна, как же ш! Вы, небось, и в спектрумов веруете, и старух-духовидок шибко уважаете, и польтергайст вас по жопе бил? Сударь у нас мистик? А что, позволю спросить, сьянсам стагиритовым да невтоновым ныне уж не обучают?

– Но, князь, вы же погибли! О том писали в газетах! Я помню, я подростком был…

– Побольше верьте вашим газетам. И поменьше – своим глазам. Верный рецепт скорой доставки на Божий суд… Хотя и глазам доверять далеко не стоит. Как вы имели убедиться, наша Гиги бывает не тем, чем сперва кажется.

Демуазель сделала книксен, и Якову почудилось (иль не почудилось? о, сладостный иллюзион терзаний!): меж двух её грудок обольстительно колыхнулась третья, марсиянская.

– И Павьян-Бабуэн ваш – совсем не то, что кажется. И много кто ещё, – прикончил мысль чудесный князь.

– Даже поэт-ноблеат Грацкий с попугаем его? – открыло рот Якова правое полушарие прежде, чем получило нагоняй от левого.

– Осипа я не так высоко ставлю как поэта и ещё ниже – как знатока беллетратуры, – поразмыслил Гагарин, нисколько вопросом не смутясь. – А вот нащёт попугая вы верно. Попугай – точно не то. Но сие позже. Стоит поторопиться, коли не хотите попасться в лапища Ксеномондову. Прошу к нашему шалашу, в смысле, на моё судёнышко, где вы только и будете в безопасности.

– Но судёнышко ваше на астродроме?

– Гагарьянцы на астродромах не саживаются. «Птица», астроплан мой, кружит, ведомый энтелехтом, коло Марса, и мы сей же час в оную «Птицу» аппарируем.

Не успел Яков возразить, мол, современный сьянс смотрит на моментальную аппарацию хуже, чем на месмерическое духовидство, как Гагарин накрыл его и даму плащом, как крылом. Яков схлопнул зенки и, зажмуримшись, прощался с непрожитым, пока по спине не кнокнули с деликатностью.

– Вы на борту «Птицы-Тройки», корнет. Херцлих вилькоммен. Экспланации опосля, надобно уж вылетать.

Сказавши сие, капитан Георгий Гагарин, офицьяльно мёртвый, а в реалитете живёхонький, выгнулся дугой, набрал в лёгкие воздуху и заорал на весь космос, так что пробрало и квазары, и чорные дыры, и весь швейцарский механизм вселенной до мельчайшего зубчика наираспоследней механизмовой шестерёнки:

– ПА-ЙЕ-ХАЛИ-ГАЛИ-В-БОГА-ДУШУ-МАТЬ!!!

«Птица-Тройка» заржала, заигогонилась, взмахнула хвостом дюзы, изготовилась к хюпер-сальту-мортале – и была такова.

К.А.Терина

Юрий Сергеевич Рытхэу (1930–?) – советский, чукотский и русский писатель, переводчик, сценарист. Настоящее имя – Рытгэв («рытгэватъё» – «забытый», чукотск.).

Рытхэу родился в посёлке Уэлен в семье охотника. Его дед был шаманом.

О юности писателя известно немало. Рытхэу сменил несколько профессий: был грузчиком, матросом, участвовал в зверобойном промысле и геологических экспедициях. Окончил Анадырское педагогическое училище, а затем ЛГУ. Очень быстро перешёл от публикаций в региональных изданиях вроде «Молодой Чукотки» к изданиям всесоюзного уровня: «Огонёк», «Новый мир», «Восток – Запад», «Пандора».

Казалось, молодой Рытхэу сам успешно идёт по пути, начатому его персонажами: мальчик с чукотского стойбища открывает и познаёт большой мир. Единственный всемирно известный чукотский писатель, всесоюзная слава, премии, публикации.

Но в 1970 году всё изменилось. Рытхэу отправился на побережье Чукотки, чтобы набрать материал для нового романа; здесь его следы теряются на несколько лет. Исследователям так и не удалось достоверно выяснить, чем писатель занимался в эти годы.

В 1974 году в большой мир вернулся другой Рытхэу. Он отверг предложения работы в Ленинграде, Магадане и Анадыре и устроился метеорологом на острове Айон. Работая там, Рытхэу продолжал писать, но судьба текстов его как будто не интересовала.

«Рэккены», «Чёрный кит» и «Маленький бог Уэлена» – самые известные работы начала периода «нового Рытхэу». Потом были «Снег как сон», «Город на дне неба» и, конечно, цикл «Умилык».

Некоторое время по инерции его продолжали печатать большие журналы, но уже тогда было видно, как изменилась проза Рытхэу. Словно и Рытхэу-автор, и его персонажи совершили резкий разворот и из мира большого двинулись обратно, но не в так называемый малый мир Чукотки, не на стойбище и не в охотничий вельбот, а дальше, за границу миров, в те самые измерения, о которых намёками писал ещё Тан-Богораз и о которых, по уверениям поклонников творчества Рытхэу, чукотские и эскимосские шаманы знают куда больше своих коллег из других частей света. Последователи Рытхэу по всему миру убеждены, что Крайний Север – это Край в прямом смысле этого слова, граница миров, где возможно всё.

Сам Рытхэу не делал ничего для возрождения или укрепления былой славы. Последняя его официальная советская публикация – 1976 год, рассказ «Песни снежного кита», опубликованный в газете «Молодая Чукотка», – круг замкнулся.

В следующие полтора десятилетия в Советском Союзе произведения Рытхэу распространялись только в самиздате. Но параллельно – переводились на французский, английский, японский языки. В Италии вышло уникальное издание – билингва с чукотским оригиналом и итальянским переводом.

Тексты «нового Рытхэу» сначала мягко, а затем всё жёстче говорят о необходимости слушать себя, жить в единении с природой, таков их подтекст. А на поверхности – глобальные, надчеловеческие силы, вселенная как единый механизм, связь всего со всем и, конечно, песни китов.

Утверждается, что именно благодаря влиянию Рытхэу и его текстов в 1982 году был принят мораторий на коммерческий китобойный промысел.

В дикие девяностые, пользуясь равнодушием Рытхэу к судьбе его текстов, несколько ленинградских издательств опубликовали ряд его романов на русском языке, но под выдуманным именем: Георг ван Сон. Продолжалось это недолго и резко прекратилось по воле самих издательств. Прошёл слух, что со всеми, кто был причастен к выпуску контрафакта, происходили загадочные, почти мистического свойства события.

При том что имя Рытхэу, вопреки своему значению, и не забыто, и не стёрто, сам он исчез с радаров, и словно по волшебству мало кто интересуется его существованием. Поклонникам творчества Рытхэу довольно его текстов. Многие его тексты стали культовыми, а места, упомянутые в его романах, обрели значительную туристическую популярность, что послужило одной из основ так называемого чукотского экономического чуда.

Кто-то уверяет, что Рытхэу давно мёртв. Другие говорят, что он уехал доживать свой век на загадочный остров Ръэвав, которому посвятил полдюжины рассказов и один роман.

Юрий Рытхэу. Песни снежного кита

Умилык: сказка о матери белых китов

– Говорят, пурга на Ръэваве – это снежный кит гневается. Бьёт хвостом по бесконечной глади Млечного Пути и высекает мелкие снежинки, которые укутывают остров.

– Во всём мире снег – явление атмосферного масштаба, и только на Чукотке – космического.

– И даже не на всей Чукотке. На Ръэваве. Чукотка – что? Cлово. Административная единица, геометрическая фигура, отчёркнутая линейкой на карте. Послушать этих картографов, им и Магадан сойдёт за Чукотку.

– Это вам какие-то дикие картографы попались, не слушайте их. Слушайте меня. А лучше расскажите, чем этот ваш Ръэвав