Мужчины свои и чужие - Кэти Келли

– В постель! – скомандовал он, легко встал на ноги и протянул ей руку.

Когда Ханна проснулась на следующее утро, голова у нее, раскалывалась после шампанского в неумеренных количест­вах, а птицы за окном пели какую-то восторженную песню. Она пошевелилась, и ее рука коснулась теплого тела Феликса. Значит, это не было сном! Что такое похмелье в сравне­нии с ощущением безмерного счастья?

Осторожно, чтобы не разбудить его, она босиком прошла на кухню и проглотила две таблетки от головной боли, запив их стаканом воды. Потом выпила еще стакан, чтобы утолить жажду, и пробралась в ванную комнату. Волосы стояли дыбом, макияж, который она не потрудилась снять вечером, образовал темные круги вокруг глаз, рот распух от страстных поцелуев и колючей щетины Феликса. Такая физиономия в былые времена заставила бы Ханну застонать. Но сегодня что-то светилось в ее лице, пробиваясь сквозь ужасную мас­ку, – что-то восторженное и счастливое. Глаза ее сверкали, губы невольно расползались в улыбку. Ода была счастлива, она была влюблена!

Несколько приведя в порядок лицо и почистив зубы, Ханна снова скользнула под одеяло и подвинулась к Феликсу так близко, что оказалась наполовину лежащей на нем. Он все не просыпался, но одна его рука пошевелилась и легла ей на грудь, лениво лаская сосок. Ханна шумно вздохнула. Фе­ликс открыл один глаз.

– А ты, оказывается, любительница секса по утрам? – спросил он охрипшим голосом. – После вчерашнего пред­ставления я решил, что ты из разряда сов.

Ханна молча подвинулась и оказалась на нем, испытывая наслаждение от прикосновения своего прохладного тела к его телу, теплому от сна.

– Думаю, мне любое время суток подходит, – сказала она.

– Замечательно, – отозвался он и притянул ее голову к себе.

Когда Ханна, весело помахивая сумочкой, подошла к конторе, осеннее солнце уже освещало ее фасад. Дом покра­сили в традиционные для фирмы цвета – желтый и белый, и он выглядел весьма привлекательно. Ханна усмехнулась: се­годня ей все казалось привлекательным. Даже полисмен с унылым лицом показался ей сегодня приятным, хотя он не­делю назад оштрафовал ее. «Хорошо быть влюбленной!» – решила она.

– Доброе утро, Ханна, – сказал Дэвид Джеймс, выбира­ясь из серебристого «Ягуара».

– Замечательное утро, правда? – сияя, воскликнула Ханна.

Дэвид удивленно взглянул на нее.

– Ты что, принимала таблетки счастья? – поддразнил он.

– Нет, – ответила она, позволяя ему открыть перед ней дверь. – Просто счастлива, и все. Ты ни за что не догадаешься, кого я вчера встретила, – добавила она, прекрасно зная, что ей следует помолчать, но не в состоянии отказать себе в удовольствии произнести его имя. – Феликса Андретти.

Дэвид нахмурил брови.

– И где же? – спросил он.

– В театре, – беззаботно ответила Ханна. – Мне он показался приятным человеком, – продолжила она в надежде, что Дэвид расскажет ей что-нибудь о Феликсе.

– В самом деле? – Он саркастически поднял одну бровь. – Это не очень похоже на того Феликса, которого я знаю и люблю, – заметил он. – Я бы скорее назвал его профессиональным плейбоем. Приятный – это не про Феликса. Люди, его либо любят, либо ненавидят. Женщины любят его, пока он их не бросит, а мужчины часто ненавидят его за то, что он пользуется таким бешеным успехом у противополож­ного пола.

– В самом деле? – лениво протянула Ханна, изо всех сил стараясь не показать, что шокирована. – Все равно, мне он показался приятным. – Ей хотелось спросить еще что-ни­будь, но она не посмела.

– Он был с кем-то? – спросил Дэвид.

– Нет, – ответила она, глядя на него невинными глазами. Дэвид усмехнулся.

– Наверное, навык потерял. Никогда не видел его без хо­ровода очаровательных девушек.

Ханна все утро переваривала эту информацию. Феликс – и хоровод очаровательных девушек. Она слишком ревновала, чтобы чувствовать себя польщенной тем, что богоподобный мистер Андретти счел ее достойной себя. Вместо этого Ханна мучилась от сознания, что человек, с которым она переспала при первом же свидании, оказался профессиональным поко­рителем сердец, всегда имеющим в своем распоряжении не­сколько женщин на выбор, которых он бросает, когда ему надоест.

А чего она, собственно, ожидала? Надо же было сделать такую глупость – сразу же переспать с ним! Что он теперь о ней подумает? Впрочем, ничего он, наверное, не будет ду­мать, а просто потеряет к ней всякий интерес.

Ханна попыталась вспомнить, как они утром расстава­лись. Все, что он сказал, было: «Пока, детка», – страстно по­целовал и пообещал позвонить. Ну, не то чтобы обещал, просто сказал: «Позвоню».

Ханна мрачно сидела за столом, наверное, в сотый раз мысленно ругая себя за глупость, и тут в ее кабинете появил­ся посыльный. В руках он держал огромный букет бледно-розовых роз.

– Ох! – вздрогнула Ханна. – Это мне?

– Вам, если вы Ханна Кэмпбелл, – ответил посыль­ный. – Распишитесь.

Она зарылась лицом в цветы, пытаясь уловить аромат, но, как ни странно, розы ничем не пахли. Все равно, они были великолепны.

Ханна открыла карточку: «Ханне, моему прекрасному, спелому персику. Увидимся сегодня. Я заеду за тобой домой в восемь».

Каждая пора ее тела наполнилась счастьем. Он не принял ее за простую потаскушку, он захотел с ней снова встретить­ся. Какое счастье!

Лиони смотрела на кота, лежащего в клетке в глубоком наркозе. Он напоминал шоколадного цвета подушку. Бед­няжка Фредди. Удаление из его желудка резинок, которых он наглотался, оказалось делом сложным. Анджи боялась, что старый кот не выдержит анестезии.

– Ему ведь уже четырнадцать лет, – беспокоилась она. Но когда миссис Эрскин сказали, какие у кота шансы, выбирать уже не приходилось. Она разразилась рыданиями, прижимая к себе любимого кота, который служил ей единст­венным утешением после смерти мужа.

– Пожалуйста, прооперируйте его! Я знаю, он стар, но ведь и я тоже. А без него я пропаду.

К счастью, Фредди на удивление хорошо перенес опера­цию. Лиони сунула руку в клетку и погладила пушистую шкурку.

– Ты ведь у нас боец, верно, Фредди? – тихо сказала она, наблюдая, как равномерно поднимается и опускается от дыхания его бок. Пожилая дама будет счастлива, надо ей по­звонить. Но Фредди еще несколько часов должен оставаться в клинике, пока не отойдет от наркоза.

– Сегодня тот самый романтический вечер? – спросила Анджи, выходя из тесного туалета, где она переодевалась в уличную одежду.

– Тише! – в ужасе прошептала Лиони. – Вдруг кто-ни­будь услышит. Да, сегодня тот самый вечер.

Лиони уже жалела, что затеяла эту возню с объявлением. Еще больше она жалела, что рассказала об этом Ханне, Эмме и Анджи. Впрочем, египетские подружки отнеслись к ее со­общению спокойно, только Анджи приходила все в большее возбуждение, как будто Лиони вот-вот объявит о помолвке. Если бы не спокойная поддержка Ханны, Лиони наверняка выбросила бы все ответы в мусорное ведро.