Как работает пропаганда - Тамара Эйдельман

Если приглядеться, можно отметить несколько особенностей. Во-первых, людишки на Красной площади совсем маленькие, чтобы их разглядеть, надо очень постараться. А Сталин возвышается над ними, как великое и могучее, чуть ли не сверхъестественное существо. Вспоминается финал первой серии фильма Сергея Эйзенштейна «Иван Грозный», где царь ожидает в Александровой слободе прихода москвичей. Их появление должно дать ему моральное право на введение опричнины — читай: террора. Когда издалека на заснеженном поле появляется огромная процессия с иконами, то над ней — благодаря гению режиссера и искусству монтажа — как будто нависает огромный профиль Ивана. Соотношение сил становится абсолютно ясным, хотя в этот момент не произносится ни слова. Пришедшие падают на колени, и образ приобретает еще бóльшую мощь.

Создатель плаката не обладал гением Эйзенштейна и изобразил все куда хуже, но идея та же — великий Сталин и ликующие букашки, которых он осчастливил своим появлением.

Два преобладающих цвета на плакате — белый и красный. Это и традиционно праздничные цвета, к тому же сочетание белого и красного создает подсознательно ощущение «народности» — все мы видели красно-белые народные росписи, игрушки, и те же яркие и чистые цвета на многочисленных иконах. Расписные игрушки и православные иконы здесь вроде бы совершенно ни при чем, но привычные ассоциации, которые вызывают у нас эти цвета, работают на основную мысль, выраженную в подписи: «Любимый Сталин — счастье народное».

Есть в этом плакате еще одна удивительная особенность. Сталин, как легко догадаться, стоит на трибуне Мавзолея. Слева от него видны даже контуры Исторического музея, мимо которого двигается демонстрация. Но напротив товарища Сталина возвышается странная постройка — длинная стена с двумя высокими башнями. Подробно разглядеть стену не получается, потому что ее загораживает ликующая толпа с флагами. Видно, правда, что на ней висит огромный лозунг, а вершина здания украшена симметрично расставленными флагами. Что же это такое? С этой стороны Красной площади должен стоять ГУМ, но здание на него совершенно не похоже. Да и тянется оно куда-то очень далеко — чуть ли не туда, где в реальной жизни находилась гостиница «Москва». Эта загадочная постройка удивительно похожа на кремлевскую стену, даже флаги, которыми усеяна стена, расположены так, что издалека их можно принять за «ласточкины хвосты».

Что же это за оптический феномен? Можно предположить, что автор плаката не посмел изобразить за спиной у демонстрантов магазин, да еще построенный в декадентском стиле модерн. Прямо перенести Кремль на другую сторону Красной площади, наверное, тоже было страшновато, а вот создать некую условную стену — вроде бы кремлевскую, а вроде бы и нет — оказалось проще. К тому же эта мощная стена должна была подсознательно вызывать ощущение защищенности и безопасности. Хотя, глядя на этот плакат сегодня, ощущаешь скорее тревогу — люди-букашки на нем зажаты между гигантским Сталиным и монолитной стеной, и возникает вопрос — а что будет с ними дальше?

А вот художник Гавриил Горелов блистательно решил, где, в каком антураже и каким образом изображать любимого вождя. На своей картине «Сталин и три богатыря» он поставил вождя впереди богатырской заставы Васнецова, сделав его как бы руководителем и главой отряда. При этом фигура Сталина почти заслоняет собой Алешу Поповича, чье происхождение было политически неблагонадежным. А вот с Ильей Муромцем Сталин практически одного роста — при том, что Илья сидит на лошади, а Сталин просто стоит.

Политики любят фотографироваться с детьми. Это сразу придает даже отъявленным злодеям добродушный вид и воздействует на подсознание. Карл Густав Юнг, один из крупнейших психологов ХХ века, еще в первой половине прошлого столетия сформулировал предположение о существовании в коллективном бессознательном человечества неких устойчивых психологических структур — архетипов. Эти структуры, грубо говоря, дремлют в бессознательном у всех нас. Как следы древнейших времен существования человечества, они отражаются в мифах и снах и оказывают большое влияние на поведение людей. Среди выделенных Юнгом архетипов был и архетип Отца. С древних времен живет в нас представление об отце семейства как о грозной, но в то же время благодетельной для нас силе, которой мы должны повиноваться.

С ним, очевидно, тесно связаны архетипы Героя и Мудрого старца. Когда политик или глава государства держит на руках ребенка и улыбается ему, то в нас просыпаются представления, которые как раз и внушают нам любовь к Отцу, к Вождю, к главе семейства, а в данном случае — к правителю как к главе огромного семейства.

Если верить Юнгу, эти представления есть у каждого из нас, только они не всегда вырываются на свободу и не всегда определяют наши действия. Но, увы, существуют различные способы подобрать ключик к бессознательному и возродить древние, первобытные ощущения. Они могут быть разными в зависимости от обстоятельств, но сближает их всегда одно — подавление личности.

Когда австрийский психиатр Бруно Беттельгейм оказался в концлагере, он быстро понял, что главное, чего добивались эсэсовцы, — это уничтожение личности узников. Беттельгейм выбрал уникальный способ сохранения своей — он постоянно в уме занимался своей профессией — психоанализом. И это помогло ему не сдаться и не сойти с ума, а позже, уже в Америке, он стал крупнейшим специалистом по исследованию и лечению неврозов. Беттельгейм много писал о поведении человека в концлагере и о том, что с ним делали его мучители. Коротко принципы палачей он сформулировал так:

Заключенные, не способные справиться с постоянными унижениями, начинают вести себя как дети — становятся очень обидчивыми и эмоциональными, начинают ощущать все большую зависимость от «старших» — в данном случае от надзирателей, перестают думать о собственных интересах.

Но здесь перед нами экстремальная ситуация концлагеря. Люди, приветствовавшие Гитлера на улицах Нюрнберга и вечно вскидывающие руки в фильме Лени Рифеншталь «Триумф воли», не считали себя униженными мучениками — совсем наоборот, они были в восторге. Точно так же можно предположить, что подавляющее большинство тех, кто смотрел в тридцатые годы «Триумф воли» в немецких кинотеатрах, тоже испытывали восторг и радость. Но при этом как сам съезд в Нюрнберге, так и снятый о нем фильм были совершенно четко направлены на то, чтобы подавить отдельную человеческую личность — не с помощью страха, а с помощью радостного экстаза, — сделать так, чтобы каждый участник или зритель (который в кинозале тоже ощущает себя участником) забыл о своих личных интересах и ощутил единение с «массами», основанное на восторге перед фюрером, на любви к Вождю и Отцу.

Сталина называли отцом всех народов — он оказывался таким древним, архетипичным, мудрым Отцом. Осознанно или нет, но он поддерживал этот образ — редко появляясь на людях, высказываясь только по наиболее значительным поводам, формулируя свои мысли неторопливо и достаточно лаконично. Великому Отцу не пристало постоянно мозолить людям глаза, каждое его появление должно быть великим событием.